Сердцеед в Венецианской паутине - Натали Карамель

Я смотрел на неё, не понимая.

— Как?

— Вот как, — тётка выпрямилась, и в её позе появилась вся её былая дипломатическая мощь. — Сначала на аудиенцию иду я. Чтобы подготовить почву, намекнуть на наличие неких… компрометирующих материалов, касающихся его окружения. Затем, когда любопытство Короля будет на пределе, придёшь ты. И когда он потребует доказательств измены Лоррена, ты выдвинешь своё условие. Первое: немедленное освобождение Елены из Башни и её возвращение ко двору. Второе: твоё полное помилование и возвращение титулов. И только тогда, когда она будет в безопасности рядом с тобой, ты передашь ему досье.

— Он никогда не согласится на унижение! — прошептал я.

— Согласится, — уверенно парировала тётка. — Потому что мадемуазель де Монпансье будет рядом. В нужный момент мадемуазель де Монпансье, которой Елена смогла заслужить доверие, шепнёт ему, что история с беременной женой, заточённой в башне, может стать дурным пятном на его репутации Милостивого Монарха. Ее мнение король ценит за нелицеприятную прямоту и отсутствие интереса к придворным кликам. А то, что ты предлагаешь… это может быть очень интересно. Она умеет говорить с ним на языке выгоды. Ты должен играть ва-банк, Леонардо. Весь твой козырь — эта книга. И жизнь вашего ребёнка.

Я закрыл глаза, пытаясь загнать обратно бушующую внутри бурю. Гнев, страх, бессилие и безумная надежда боролись во мне. Это был жестокий, холодный план. Ставка — жизнь моей жены и моего нерождённого ребёнка. Проиграть — означало потерять всё. Но иного пути не было.

— Хорошо, — я выдохнул, открывая глаза. В них уже не было ярости, только ледяная решимость. — Я согласен. Жду вашего сигнала.

Всё, что мне оставалось — это сидеть в этой позолоченной клетке тётушкиных апартаментов и ждать. Готовиться к самой важной аудиенции в своей жизни. Где я буду говорить с Королём не как подданный, а как равная сторона. Или умру, пытаясь.

Глава 32: Цена прощения

Время в позолоченных апартаментах тётушки текло неестественно медленно, словно густой мёд. Каждая секунда отдавалась в висках тяжёлым, неровным стуком. Я метался по комнате, не в силах усидеть на месте. Предстоящая аудиенция виделась мне не встречей, а полем боя, где ставкой были жизни самых дорогих мне людей.

Луи, прислонившись к косяку окна, молча наблюдал за моим бессмысленным кружением. Он не пытался меня успокоить пустыми словами. Он просто был рядом. Его молчаливая поддержка была крепче любых заверений.

— Он может просто приказать схватить нас, — вырвалось у меня, и я остановился перед ним. — Взять меня, пытать, вырвать признание, где книга… а её так и оставить гнить в той башне.

— Он может, — спокойно согласился Луи. — Но он — Король-Солнце. Ему нужен зрелищный триумф, а не шепотки о замученном в подвалах дворянине. Он любит театр, Лео. И твоя тётка только что дала ему лучший сценарий. Он будет играть свою роль. И мы — свою.

Его слова, холодные и расчётливые, почему-то подействовали на меня лучше успокоительного зелья. Он был прав. Это был спектакль. И мне предстояло сыграть главную роль.

Наконец, вечность спустя, дверь открылась. В проёме возник всё тот же немолодой слуга тётушки.

— Месье граф. Его Величество ожидает вас.

Мы с Луи обменялись последним взглядом. Он кивнул, и в его глазах читалось: «Я здесь. Я с тобой». Мы вышли.

Путь по версальским галереям показался бесконечным. Придворные, узнавая меня, шарахались в стороны, как от прокажённого, их шёпот шипел у меня за спиной. «Предатель…», «Вернулся…», «Как он смеет…». Я шёл, выпрямив спину, глядя прямо перед собой, не обращая на них внимания. Вся моя воля была сосредоточена на том, чтобы не дрожали руки.

Двери в малый тронный зал распахнулись. Солнечный свет, отражаясь от тысяч золотых деталей, бил в глаза. В конце зала, на невысоком возвышении, сидел он. Людовик XIV. Его лицо было непроницаемой маской холодного величия. По бокам, чуть поодаль, замерли несколько приближённых. Среди них — мадемуазель де Монпансье. И моя тётка, стоявшая с видом смиренной просительницы, но её глаза метнули на меня мгновенный, ободряющий сигнал.

Я сделал несколько шагов вперёд и опустился на одно колено, склонив голову. Луи остался у дверей, на почтительном расстоянии.

— Ваше Величество, — голос, к моему удивлению, прозвучал твёрдо и ясно.

— Граф де Виллар, — раздался сверху холодный, отточенный голос. — Вы явились, несмотря на то, что объявлены предателем короны. Объясните своё наглое присутствие.

Я поднял голову и встретился с ним взглядом, чувствуя, как холодный пот стекает по спине под камзолом.

— Я явился, чтобы опровергнуть клевету, Ваше Величество, и раскрыть глаза на истинного предателя, что плетёт паутину измены в самом сердце Франции.

— Смелые слова, — Король медленно откинулся на спинке трона. — И где ваши доказательства?

— Они будут предоставлены, Ваше Величество. Но прежде я выдвигаю условия.

В зале замерли. Кто-то сдержанно ахнул. Выдвигать условия Королю-Солнцу? Это было неслыханно.

Король нахмурился, его пальцы сжали подлокотники.

— Вы не в положении торговаться, месье.

В зале повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь шелестом платьев. Казалось, даже дыхание придворных замерло.

— Я торгуюсь не за себя, Ваше Величество. Я требую справедливости для невиновной. Моя жена, графиня де Виллар, была заключена в Фоларскую башню по ложному навету. Я требую её немедленного освобождения и возвращения ко двору. Я требую её присутствия здесь, сейчас, чтобы она могла видеть, как очищается её имя. И моё полное помилование. Только тогда я передам Вам документы, которые, уверяю Вас, стоят этой цены.

Король молчал, его взгляд был тяжёлым, как свинец. Я видел, как напряглись его челюсти. Я готовился к гневной вспышке, к приказу арестовать меня.

Но в этот момент мадемуазель де Монпансье, стоявшая рядом, мягко склонилась к его уху и что-то тихо прошептала. Её слова были неслышны, но я уловил обрывок: «…может быть весьма интересно… Ваше Величество… истинный масштаб…»

Лицо Короля оставалось непроницаемым, но в его глазах мелькнул азарт охотника, почуявшего крупного зверя. Он медленно кивнул.

— Хорошо. Пусть так и будет. — Он сделал едва заметный жест одному из гвардейцев. — Привести графиню де Виллар. Немедленно.

Наступили самые долгие часы в моей жизни. Мы стояли в полной тишине. Король не сводил с меня глаз, изучая, как под микроскопом. Я чувствовал на себе взгляды придворных, полные ненависти, страха и любопытства. Луи за моей спиной дышал ровно и спокойно, его присутствие было моим якорем.

И вот, наконец, скрипнули двери.

В зал вошла она.

Елена. Бледная, как мраморная статуя, казавшаяся удивительно хрупкой в своих простых, почти монашеских одеждах