Месть за моего врага - Алексин Фолмут Фэролл

— Но ведь я влюбился в тебя, не так ли, Саша Антонова? — он снова горько усмехнулся. — Я всегда был в ловушке.

Она почти вскрикнула от ярости, но он заставил себя не оборачиваться, исчезая в ночи.

III. 15

(Святость могил)

Рядом с Гудзоном все казалось более мертвым и мрачным. Склад, о котором Саша попросила Бриджа сообщить братьям Фёдоровым, был совершенно не тем местом, какое выбрала бы Марья. Оно было не просто уединённым, а опасно изолированным — таким, где скорее находили свой конец, чем заключали сделки. Настоящая локация — концертная площадка — была безопасной, на виду у всех. Марья никогда бы не выбрала объект с множеством точек доступа и единственным путем к отступлению — рекой.

Если бы Фёдоровы знали Марью Антонову чуть лучше, — подумал Иван, — возможно, их не удалось бы так легко обмануть. Возможно, этого всего можно было бы избежать. Удивительным образом Иван чувствовал странное спокойствие, выходя из-за одной из недавно установленных балок и замечая силуэт, отделившийся от теней.

— Значит, это ты, крыса Фёдоровых, — равнодушно произнёс Иван, наблюдая, как человек повернулся. Его глаза и зубы сверкнули в слабом свете.

— Понятно, — сказал он, и Иван почти убедился, что Сашина догадка оказалась верной. Это был Роман, средний из братьев. У Дмитрия была знаменитая золотистая шевелюра, в то время как младший, Лев, выглядел значительно моложе и хрупче. У этого же была осанка командира, который постоянно оглядывается через плечо. — Так значит, это ловушка.

Роман легко вытащил из пояса пистолет, но Иван оказался быстрее. Он выбил оружие ловким движением большого пальца, а затем качнул головой, цокнув языком.

— Твоя магия ослаблена, — заметил Иван, прижимая Фёдорова спиной к бетонному столбу. — Возможно, тебе следовало подумать об этом, прежде чем стать врагом семьи Антоновых.

— Ты не один из них, — выплюнул Роман, побледнев от ярости или страха. Иван был уверен, что скорее от второго. Он шагнул ближе, принюхавшись, словно собака, и устремил на него холодный взгляд. Марья всегда говорила, что его театральность была самым устрашающим оружием. — Ты работаешь на них, — продолжал Фёдоров, резко меняя тактику. — Если тебе платят, то, наверняка, твою лояльность можно купить.

— Ты недооцениваешь Марью Антонову, — заметил Иван. — И, что ещё хуже, недооцениваешь меня.

Фёдоров скривился.

— Если ты собираешься убить меня, — прямо сказал он, — просто покончи с этим.

— Это та милость, которую ты оказал Марье? — спросил Иван, и Фёдоров едва заметно вздрогнул. — Думаю, она бы устыдилась, увидев своего убийцу, умоляющим о смерти. Ты позоришь её даже сейчас.

— Кто сказал, что это я убил её? — Театральность Фёдорова, отметил Иван, выглядела гораздо менее угрожающей. Она напоминала детский щит — что-то, за чем можно спрятаться. Она не могла скрыть его стыда и всего, что отражалось в его тёмных глазах.

— Ты знаешь, что происходит, — тихо произнёс Иван, — когда убиваешь того, кого кто-то любил?

Фёдоров молчал.

— Ты действительно думаешь, что люди настолько одиноки, что после их смерти ничего не остается? Чтобы уничтожить что-то полностью, нужно уничтожить всё — стереть с лица земли, — сказал Иван, поднимая Роману подбородок, заставляя того встретить его пристальный взгляд. — У тебя хватит духа на это?

— Сколько человек убила Марья Антонова на твоих глазах? — с вызовом спросил Фёдоров. — Ты хочешь сказать, что она сожалела об этом каждый раз?

— Я ничего тебе не скажу, — ответил Иван, пожав плечами. — Я здесь не для того, чтобы наставлять тебя.

— Ты здесь, чтобы убить меня, — угрюмо сказал Фёдоров.

Иван снова пожал плечами.

— Кровь за кровь — обычная практика, — сказал он. — Почему бы тебе не стать следующим?

— Тогда сделай это, — выплюнул Роман. — Если ты считаешь, что меня нужно запугивать, в этом нет необходимости. — Он поморщился, внезапно ослабив хватку. — Жить хуже, — пробормотал он, и Иван неожиданно замер, внимательно вглядываясь в человека перед собой.

— Это нездоровая позиция, — наконец заметил Иван, и Фёдоров скривился.

— Просто убей меня, — сказал Фёдоров. «Роман», — внезапно подумал Иван. — «Рома, наверное. Наверняка его братья и отец называют его так». — Просто сделай это.

— Почему я должен это делать, — спокойно заметил Иван, — если ты, похоже, сам уже медленно уничтожаешь себя? Я не оружие в твоём распоряжении.

— Ты — оружие Марьи Антоновой, — вспылил Роман. — Её кулак, её клинок. Ты даже не принадлежишь самому себе, не так ли?

— А ты? — спросил Иван.

К его удивлению, Роман опустил голову, тяжело вздохнув.

— Я думал, что владею собой, — сказал Федоров. — Но если ты оставишь меня в живых сейчас, моим братьям грозит опасность. Я обзавелся долгом, который могу вернуть только ценой своей жизни. Обещаю, что не стану тебя преследовать, — он взглянул на Ивана, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на иронию. — Я обещаю, что моя смерть не будет тебя тяготить, Иван из Антоновых. Ты лишь освободишь меня. Пусть это принесёт тебе покой.

Иван шагнул ближе, и его рука зависла над грудью Романа. Он убивал разными способами — с магией и без неё. В его распоряжении было столько различных способов лишить кого-то жизни: одни были простыми, другие более интимными. Он мог осушить вены Романа, позволив крови стекать на пол. Он мог бы прошептать несколько слов и вызвать тромб в его мозгу. Он мог бы ударить его голову о бетон, разбив её вдребезги. Мог бы остановить его сердце, прервать дыхание, заставить жизнь замереть и наблюдать, как пустота медленно заполняет глаза Романа — точно так же, как это случилось с Марьей. С Машей. И тогда Роман стал бы как и она — исчезнувшим из поля зрения Ивана.

Пропавшим, как Маша. Но разве это можно было назвать справедливостью?

— Покой не приходит со смертью, — наконец сказал Иван, и Роман выдохнул измученно и облегченно. Иван сделал решительный шаг назад, разжав хватку, как вдруг за его спиной раздался низкий, угрожающий рык.

— Извините, Иван, — произнес Стас Максимов, — но, при всем уважении, я не согласен.

III. 16

(Простейшие принципы)

Стас не собирался следить за Иваном. Он убеждал себя, что его не интересует старая вражда семьи его жены. И всё же, казалось, что его тело действовало вопреки разуму, само ведя его сюда. Сначала шаги, а затем это странное чувство голода. Особенно когда он осознал, что делает Иван. Что то тот мог сделать: восстановить равновесие.

Кровь за кровь. Самый элементарный из принципов. Древнейшая из расплат.

Фёдоров, чья спина была вжата в бетонную колонну, мало напоминал Дмитрия, но сходство всё же было очевидным. Эта