Меняя формат Судьбы - Татьяна Александровна Алюшина

нему, притопил его «Харлей» в реке и успел отползти выше по склону за валун. И держал там оборону минут сорок пять, наверное. «Джигиты»-то сельские оказались не боевитыми, лезть в лоб на пули никто не желал, отстреливались снизу, да ещё и патроны жалели. А обойти русского «шурави» сзади не было у них никакой возможности, местность не позволяла. Вот он и отстреливался. Правда, когда Егорыча обнаружил сначала батя мой, проводивший всё это время его поиск на своём МиГе, шуганув аульщиков жадных из бортовых установок, а следом за ним и под его прикрытием спасательный Ми‑8 опустился и забрал Егорыча, у того к этому моменту всего три патрона в пистолете оставалось, один из которых для себя.

– Фух… – выдохнула Дарья и попеняла Вольскому: – Я прям напряглась и запереживала, что он в плену был и над ним там измывались. Нет бы сразу сказать, что Егорыч всех победил.

– Ну, не всех, но многих, стреляет он будь здоров, – внёс уточнение Саня. – Он у нас мужчина, ясное дело, героический, но та неприятная история для него успешной эвакуацией не закончилась. Понимаешь, катапультирование для пилота – дело очень нелюбимое, и прибегать к нему стараются только совсем уж в самом крайнем случае, когда самолёт полностью потерял жизнеспособность и возможность к спасению. Потому что «табуретка»…

– «Табуретка»?.. – уже практически привычно переспросила его Дарья.

– Катапультируемое сиденье, – так же почти привычно, не покидая рассказа, внёс разъяснение Александр, – вылетает из кабины с такой выстреливающей скоростью, что лётчик испытывает в этот момент запредельные перегрузки, которые вызывают компрессионное сдавливание позвоночника. И это очень хреновая фигня. Травмируются все, но у кого-то это лёгкая форма и более щадящая степень сдавливания, которая проходит после лечебного курса, а у кого-то средняя, но самый большой страх каждого из нас – это получить такое повреждение, при котором ВЛК тебе «закроет небо».

– У-у? – уже даже не повторяла за ним слова, а спрашивала вопросительным междометием Дарья.

– Врачебная лётная комиссия, которая может запретить дальнейшие полёты навсегда, – пояснил снова по ходу рассказа Вольский. – Егорычу тогда повезло отделаться назначением ЛФК, продолжительным отпуском и санаторием, и к полётам его снова допустили. Но травмированный позвоночник, уж точно не мне тебе объяснять, какая фиговая жесть, и боли дядь Митю периодически прихватывали и скручивали, что сильно не понравилось его жене Алле. Она как-то вдруг осознала, что замужем за военным лётчиком, а не пилотом сельской авиации, и что он может получить тяжёлое ранение и стать инвалидом или погибнуть в любой момент. И начались у них на эту тему проблемы и тёрки в семье. От развода тогда их спасло два момента. Первый и, видимо, определяющий: что в те времена лётчики получали очень хорошие деньги, а те, кто был на боевых, ещё более крутые деньги, да ещё за звания плюсом и за награды, что его жену более чем устраивало. Ну и второе: что дядю Митю вскоре снова отправили в Афган.

– А твой отец не терял самолет? Ну, там, в Афганистане, не «кидал кости за борт»? – повторив его выражение, спросила Дарья.

– Нет, повезло бате моему, – ответил Александр. – Правда, тоже как посмотреть. Если без сленга, то садился он на экстренную посадку не один раз: заходя на остатках топлива, «на лампочках», как у нас говорят, и с горящим двигателем, и на изрешечённом вообще, как дуршлаг, самолёте. Ранений нахватал от лёгких до одного серьёзного, ожоги разной степени, но всё в рамках живучей устойчивости и дальнейшей годности к службе.

– И что там дальше у Егорыча с той Аллой произошло? – подтолкнула его к продолжению истории Даша, когда Саня ненадолго замолчал.

– Потом дядя Митя получил серьёзное тяжелое ранение, уже не в Афгане, а принимая участие в другой войне, как говорят в официальных справках и релизах: «в местах, историей не освещаемых». И вот после этого ранения ему пришлось проходить курс серьёзной реабилитации, долго лежать по разным госпиталям и восстанавливаться. А ухаживать за мужем, окружать его заботой и вниманием Алле оказалось совершенно не по нервам и не по желаниям. И прикол во всей истории их отношений в том, что ушла она к тому самому Виктору Ромашину, которому отказала, выбрав из них двоих дядю Митю. И ушла только потому, что он переучился на гражданскую авиацию и пилотировал теперь внутренние рейсы. Понятное дело, что Егорыч сильно переживал этот момент, особенно то, что Алла забрала с собой дочь и не давала им часто общаться. Но в результате её побега Егорыч выиграл всё-таки приз у судьбы, встретив в реабилитационном центре Галину Васильевну, служившую там начальником пищеблока. Они как-то сразу всё друг про друга поняли, сошлись и поженились. У Галины Васильевны имелась дочь Лена от первого брака, а потом у них родилась Верочка, это которая мама Маруси. А Лена была моей женой какое-то время. Ну, что-о-о… – протянул Вольский, завершая свой рассказ. – Тётя Галя, она классная была, лёгкая, добрая очень, весёлая такая, хохотушка, и как готовила! Они неплохо жили, дружно. Но батя мой как-то сказал фразу, запавшую мне в память: «Жаль, не сложилось у Мити в жизни любви, только страсть пустая, обманная, да хорошие отношения». Это он прямо в точку попал. А потом Галина Васильевна переболела тяжело ковидом, но переборола эту гадость, долго восстанавливалась, и всё же не потянул её организм: подхватила грипп, который дал осложнения, и остановилось сердце.

– Печально, – вздохнула, сочувствуя, Дарья и спросила: – А с первой дочкой Дмитрий Егорович контакт поддерживает?

– А как же. Она, в общем-то, с ним и жила. После ранения его направили работать преподавателем-инструктором в училище, и дядя Митя в начале девяностых очень удачно смог продать квартиру родителей в Питере и купил на эти деньги большую квартиру в Москве, проведя целую «кампанию» по этому направлению. А как только обжились они там, он забрал к себе Алину, которая давно уже к нему рвалась, не получилось у неё контакта с отчимом, да и матери дочь-подросток сильно осложняла жизнь. А Егорыч и тётя Галя душа в душу с Алинкой жили.

– Вот и классно, – подвела итог его рассказу Дарья. – Потому что хорошим людям должно везти. Хотя бы изредка, но сильно.

– Согласен с утверждением, – поддержал её высказывание Вольский.

– А Глафира Андреевна и Олег Юрьевич, они родственники Дмитрия Егоровича? – продолжила расспрашивать его Даша.

– Не по крови и семье, но люди практически родные. Олег Юрьевич был техником Егорыча…

– Техником… – перебила его Дарья, уже выработав своеобразный стиль в их беседе, когда Вольский пропускал непонятные