Сын маминой подруги - Марина Анатольевна Кистяева

И она тотчас бросилась к нему.

Живая… Целая…

Вот теперь Адам всё видел собственными глазами.

Она с метр не добежала до него, поскользнулась на том самом предательском льду, что уже раз сыграл с ней злую шутку. Но на этот раз он был рядом. Он успел. Адам резко шагнул вперед и подхватил ее, прежде чем она успела упасть, прижал к себе так сильно, как мог.

— Адам, я…

Он не дал ей договорить. Перекрыл её слова своим ртом. Начал целовать. Сначала лицо. Ледяные щёки, влажные от снега скулы, закрытые веки. Целовал жадно, бессистемно, куда попадал, сметая всё на своём пути.

Потом, наконец, нашёл её губы. И тут его прорвало.

Это был не поцелуй, а пиздец, вырвавшийся наружу. Сначала просто жёсткое, почти болезненное прижатие, некая проверка на прочность, на реальность. Потом в нём проснулся голод, дикий и слепой.

Он соскучился! Вот теперь да… Он впился в её губы, в её дыхание, пытаясь вдохнуть в себя её нежность, тепло, чтобы растопить лёд, который сковал его изнутри с того самого звонка.

Адам впивался в неё так, будто хотел раздавить дистанцию, эти чёртовы километры, эту трассу, эту случайность, что едва не отняла её. В этом поцелуе была вся его немыслимая, ошалевшая от ужаса ярость на весь мир и щемящая, до дрожи в коленях, слабость от осознания, что могло бы случиться

— Больше никуда одна не поедешь, — выдавил он, с силой прижимаясь лбом к её лбу, впиваясь в неё взглядом

— Я нормально вожу, — попыталась возразить Дарина.

— Не спорю, — его дыхание обжигало её кожу. — Но не по ночам. И не на оледеневшей трассе.

Таксист вышел из машины, громко хлопнув дверью.

— Вот теперь точно вижу, что невеста, — кивнул он с одобрением.

На лице Дарины промелькнуло удивление, щёки залились румянцем. Адам чуть сильнее сжал её руку в своей.

Потом он повернулся к таксисту и крепко, по-мужски, пожал его ладонь. Дело было не в деньгах. Совсем не в них. Это было что-то гораздо большее — молчаливое братство, понимание, которое не требует слов.

— Жду твоего звонка. Обязательно позвони, — сказал Адам.

— А вот и позвоню, — мужик широко улыбнулся, и от него буквально исходила позитивная энергия. Он натянул потрёпанные перчатки. — Так, что тут у нас?

И он уверенно направился к группе людей у обочины, готовый помочь.

Адам с Дариной тоже пошли за ним.

Остановились у Владимира:

— Ты вообще как тут оказался?

Они похлопали друг другу по плечам.

— Должен же был кто-то за твоей красотой присматривать. Ты говорил прилетаешь… Я выехал тебя встречать. Смотрю, а впереди знакомая тачила.

Так. Понятно, что ничего особо не понятно. Но похер.

Машину Дарины вытащили. Дарина сразу бросилась бегать вокруг неё, благодаря всех тех, кто помог.

— Прикурить есть? — спросил Адам, стоя рядом с Вованом и тоже благодаря тех, кто откликнулся, не проехал мимо.

Володя достал сигарету.

— Ты ж не куришь.

— Закуришь тут с вами.

Машины разъехались. Они остались втроем.

— Я поеду первым, — предложил Володя.

— Давай.

Адам закинул сумку на заднее сиденье «поло» Дарины и протянул руку. Девушка вздохнула. Потом вздохнула вторично уже более театрально и протянула ключ.

Терлоев кое-как уместился.

— Что за лилипуты тут сидят, — проворчал он, настраивая под себя сиденье и руль.

Дарина ещё раз вздохнула.

— Я плед забыла кому-то вернуть.

— Баш на баш вышел.

Они тронулись.

И проехали нет ничего. Может, километр, может, меньше. Как раз попалась небольшая выемка в трассе, куда он и свернул.

Не глуша мотор, повернулся к Дарине.

Та тоже смотрела на него.

И молчала.

Он мотнул головой.

— У меня седые волосы появились, ты понимаешь? — выдохнул он и потянулся к ней рукой. Забрался под шапку, потом и вовсе смахнул её и обхватил пятерней затылок Дарины.

И снова он целовал её. На этот раз совсем по-другому. Без ярости и отчаяния, а с бесконечной, пронзительной нежностью, которая продолжала крыть его изнутри.

Никогда ничего подобного он ранее не испытывал. Его губы мягко, но властно скользили по её губам. Дарина отвечала. Трогала его в ответ своими губами, толкалась языком вперед. Что-то даже мурчала или стонала. Он не разобрал.

И, оторвавшись, Адам сказал:

— Я люблю тебя.

Дарина ахнула.

А потом всхлипнула.

— Ну здрасти. Тут ей парень в любви признаётся, а она вздумала плакать.

Дарина, ничего не отвечая, с отчаянной решимостью несколько раз дернула ремень безопасности. Проклятая лента заела, не желая отстёгиваться. Но по итогу она с ремнем справилась и буквально кинулась в объятия Адама.

Непонятно, как они это сделали, учитывая их громоздкие зимние куртки и тесное пространство машины, но через мгновение Дарина оказалась на нём верхом, вцепившись в него.

Она обхватила его лицо ладонями, и, вторично всхлипнув, сжала его скулы, заглядывая в глаза.

— И я… И я тоже, чёрт побери, люблю тебя, — выдохнула она, а дальше засмеялась и чуть тише добавила: — И ругаться тебе под стать начала.

Предполагалось, что сначала они поговорят.

Обнимутся, сядут, выдохнут пережитый страх и сделают еще что-то неторопливое и приличное.

Ни черта.

Как только дверь в его корпус захлопнулась, защелкнувшись на замок, от предполагаемых планов не осталось и следа.

Их захлестнула единая, неистовая волна. Они начали лихорадочно, с четко транслируемым нетерпением избавлять друг друга от одежды.

Пальцы Адама скользили по молнии на ее куртке, он срывал пуговицы на ее кардигане, не в силах ждать ни секунды. Он едва не рычал, издавая низкий, хриплый звук, рвущийся из самой груди, в животной жажде добраться до кожи, до тепла, до обнаженного тела Дарины. Он охренеть как соскучился.

Он должен чувствовать ее! Не через одежду, а непосредственно. Должен осязать каждую пядь, чтобы мозг наконец поверил, что она здесь, она с ним. Она цела.

— До кровати не дойдем? — чуть прищурив глаза и стягивая с него лонгслив, уточнила Дарина.

А у самой в глазах уже нескрываемое желание и поволока.

Их взгляды скрестились. И под воздействием этого контакта Дарина пошла дальше. Стянула с плеча бретельку майки, обнажая себя дальше.

Ответной реакции Адама долго ждать не пришлось.

— А она тебе нужна, эта кровать?

По его телу прошла вибрация. Пах прострельнуло очередной волной дикой похоти.

Он шагнул к Дарине, прижал ее к стене, ощущая, как тонкая ткань ее лифчика нервирует его нервные импульсы.

На Дарине по-прежнему было слишком много одежды.

Глаза девушки распахнулись, губы тоже приоткрылись. Искусанные его губами, они звали, манили.

— А может, в ванной? — Ее голос дрогнул, когда его губы прошлись по