Отец подруги, или Влюблен без памяти - Виктория Победа

договоримся, от тебя требуется только выполнять рабочие задачи, больше ты мне ничего не должна, и я точно не жду ничего взамен, и не собираюсь склонять тебя к чему-то, чего ты сама не захочешь. Это понятно?

Она таращится на меня во все глаза, размыкает свои пухлые губки, облизывает их, как будто совсем не понимая, что делает. Я сам охреневаю от своей феноменальной сдержанности. Мне сейчас вообще ничего не мешает притянуть к себе эту упрямую девчонку и забить на все. Всего один поцелуй, пара правильных прикосновений и я бы мог бы делать с ней все, что вздумается.

Мог бы, не будь у меня совести.

— Мы друг друга поняли? — спрашиваю, и отхожу на шаг, от греха подальше.

Она, сдавшись, вздыхает и кивает молча.

— Отлично, тогда собирай свой чемодан. Зря только пакеты туда-сюда таскали.

Глава 32

Кира

Я, наверное, только переступив порог квартиры, из которой чуть больше двух недель назад сделала ноги, понимаю, что натворила. Там, в моей комнате, слушая аргументы Богомолова, я словно лишенная способности трезво мыслить, согласилась на то, чего бы в здравом сознании никогда не допустила.

И все-таки я не знаю, как объяснить самой себе вот это стремительное отупение в его присутствии. Как ему вообще удается так ловко добиваться желаемого? И я ведь даже не возражала толком, потому что как ни старалась, не смогла придумать ни одной достаточно веской причины, почему мне стоит остаться там.

А он… Он напротив, методично и четко расставил все по полочкам.

Ладно, Кира, хватит. Себе-то не ври. Кого ты обмануть пытаешься? Не аргументы его подействовали, а твое собственное подсознательное желание согласиться. И желание это взяло верх над логическими доводами.

Плохая. Очень плохая идея была соглашаться на все это безобразие. Ну нельзя мне рядом с ним дольше пяти минут находиться, тем более наедине. Как я работать-то буду?

— Кир, ты так и будешь топтаться в прихожей, или все-таки пройдешь в квартиру?

Мои размышления прерывает вернувшийся в прихожую Владимир Степанович. Я и правда с места не сдвинулась, даже обувь не сняла. Застыла у порога.

Вздыхаю, снимаю обувь. Прохожу в квартиру. Осматриваюсь. В ней за эти две с лишним недели совсем ничего не изменилось, все ровно так, как я оставляла. Пустовала, получается? Или мне просто хочется так думать?

Богомолов идет на кухню, я двигаюсь следом, потому что не знаю, куда еще идти, пока он здесь.

Чувствую неловкость, преследующую меня со дня нашей первой встречи, зачем-то мысленно возвращаюсь в тот вечер. В тот идиотский эпизод, когда, поскользнувшись на скользкой плитке, влетела прямиком в его объятия, даже не подозревая, что спасший меня от позорного падения мужична — не кто иной, как отец Сашки.

Саша…

Я же когда соглашалась на ультимативного характера предложение Владимира Степановича, как-то совсем забыла подумать о Сашке.

Молодец, Кира. Браво. Передать ключи через Сашку, всячески открещиваясь от этой квартиры, чтобы вернуться в нее через две недели.

— Я твои вещи отнес в спальню, — информирует меня Богомолов, одновременно открывая холодильник.

Интересно, что собирается там найти?

— Пустой, — заключает и закрывает дверцу.

— А должен быть полный? — улыбаюсь против собственной воли.

Губы как-то сами растягиваются в улыбке.

— Не знаю, — он пожимает плечами, — подумал, может ты чего там оставила интересного.

— Даже если бы я что-то и оставила, оно бы уже покрылось плесенью.

Произношу все это, а сама думаю о том, что здесь за все это время никого не было.

Господи, Кира, ну тебе-то какое до этого дело? Правильно, никакого, но я все равно зачем-то интересуюсь:

— Вы сюда не заезжали за все время? — уже спросив, понимаю, что пора бы мне прикусить язык.

Он отвечает не сразу, усмехается. Меня рассматривает, вглядывается в лицо, заставляя меня краснеть, наверное, уже в тысячный раз с момента нашего знакомства. Правда, я сейчас совсем не уверена, что краснею от смущения.

Какой-то странный, покалывающий импульс зарождается на кончиках пальцев и медленно прокатывается по телу. Я чувствую, как по коже бегут мурашки.

Тряхнув головой, делаю тихий, но глубокий вдох.

— Нет, Кир, не заезжал, — он наконец отвечает, — зачем?

Я устремляю на него удивленный взгляд. Он меня спрашивает, зачем ему в собственной квартире появляться?

— Ну, — пожимаю плечами, сцепив пальцы рук, — это ваша квартира, мало ли, я тут что-то повредила, проверить.

— Проверить? — переспрашивает.

— Я киваю.

В несколько шагов он сокращает имеющееся между нами расстояние, так быстро и ловко, что я даже опомниться не успеваю, а он уже нависает надо мной с высоты своего роста.

Не знаю зачем делаю шаг назад, пяткой тут же упираюсь в небольшой выступ у порога, оступаюсь и теряю равновесие. Нога цепляется за дурацкий выступ, сердце ухает и мгновенно уходит в пятки. Я инстинктивно вскидываю руки, в попытке хоть за что-нибудь ухватиться. В следующее мгновение сначала зависаю в воздухе, а потом одним резким рывком оказываюсь прижатой к Богомолову. Он держит меня крепко, вовсе не спеша отпускать, даже несмотря на то, что на полу я уже стою твердо и вроде бы больше не собираюсь падать.

— Уже можете меня отпустить, — напоминаю ему робко.

Он и не думает, наоборот, только теснее прижимает к себе. Теплая ладонь давит на поясницу.

Смотрю ему в глаза, вижу, как постепенно их заволакивает тьма. Светлая радужка, теперь окутанная чернотой, практически исчезает.

У меня от этого его взгляда, от близости такой… обжигающей, ноги буквально ватными становятся и крупная дрожь по телу прокатывается.

Тяжело дыша от внезапно окутавшей меня духоты, с осторожностью Кошусь на Богомолова.

— Красивая ты Кир, — произносит, как-то надсадно, хрипло.

И я снова вздрагивают от этой волнительной хрипотцы в его голосе, от неожиданного комплимента, от прикосновения пальцев к щеке. Мамочки.

Что я делаю? А он что? Что мы делаем?

— Не надо, малыш, — шепчет, наклонившись совсем близко, настолько, что стоит мне немного приподняться на носочки и наши губы…

Ох, нет, Кира. Остановись.

— Что? — спрашиваю, сама не очень понимая о чем.

— Дрожать не надо, — улыбается, но в этот раз улыбка у него какая-то вымученная, — я же сказал, что тебя не трону.

— Я…

— Ты же этого опасаешься? — все так же шепотом. — Не бойся, малыш, я ведь обещал.

Я