Измена: (не) прощу дракона - Екатерина Семенова

С самой первой встречи. «Мне и сейчас, как бы я не пыталась спрятаться, трудно игнорировать чувства к нему, но предательство забыть ещё труднее, даже если для него были причины».

Нити, которые тянули меня и Флориана друг к другу, словно оборвались, когда он сообщил о своей измене. Как обрывается струна, оставив звонкий гул в пустоте. И так мало осталось между нами этих ещё живых ниточек.

«Как он мог думать, что я его разлюбила? — меня разбирала и злоба, и досада, и удивление. — Почему за утешением бросился в объятия другой? Даже если он раскаялся, как его простить? Достоин ли он вообще прощения?»

Я подняла глаза. «Сколько же таких как я в прошлом, настоящем, будущем тоже смотрели, смотрят и будут смотреть в небеса в попытках найти ответ». Долго я стояла так, пока не стало казаться, что я падаю в бездонное небо.

Рядом послышались лёгкие шаги. Флориан медленно приблизился и дотронулся до моего плеча. Подтянутый, в идеально скроенной, дорогой одежде, он выглядел как всегда представительно, только нахмуренные брови и мрак в глазах выдавали тяжёлые мысли.

Флориан протянул мне большую розу с нежными тонкими белыми лепестками.

— Пусть она будет моим белым флагом. Я сдаюсь на твою милость. И мои помыслы чисты как эти белоснежные лепестки. Может быть, эта роза станет символом нового начала?

Я взяла розу и испуганно уставилась на неё. Мысли рассыпались, и я никак не могла ухватить хоть одну. Зато тоска, обида, сомнения — всё навалилось разом. Я вспомнила все эти ужасные недели, представила, как он обнимал Денизу, и чуть ли не взвыла от жгучей обиды, ревности и боли. «А если это навсегда между нами? Если я никогда не смогу забыть? Если каждый день, каждую ночь буду видеть его и представлять с другой? Как тогда жить?»

— Как всё вернуть, если ты моё сердце измучил? Как простить, если ты отправил меня в ад? — глухо выговорила я. — Я уеду. Я не хочу здесь быть.

Я выронила розу, и она упала ему под ноги.

Лицо Флориана исказилось словно от сильной боли. Он закрыл глаза, нетвёрдо провёл ладонью по лбу. Когда через бесконечно долгую секунду он снова посмотрел на меня, в его взгляде смешались вызов и печаль.

— Я сглупил, но буду за тебя бороться. Даже если не примешь меня, оставь кольцо, оно хранит только ту, что дорога сердцу дракона. Я через два дня уеду, надолго. И прошу тебя — останься здесь. — Я хотела возразить, но не успела. — Это ни к чему тебя не обязывает. Если, когда вернусь, ты не изменишь своего решения, то я выполню обещание — ты получишь развод. — Он закусил губу, раздумывая мгновение. — Послушай, Аурелия. Мой дед погиб на войне. Отец умер от старых ран, полученных в стычках. Многих драконов постигла такая судьба. Возможно, и я не исключение. Мы на пороге новой войны.

— Нет, ты врёшь, — ошарашенно возразила я, — ты просто хочешь надавить на жалость. И всё.

— Ну Рэй, ты же занялась политикой. Разве ты не видишь? Опомнись, милая. Всё идёт к войне с Эвермаром, все ресурсы уходят на её подготовку, население уже почувствовало это.

— Нет, — прошептала я, но уже не так уверенно. Я вспомнила, как тяжело в последний год приходилось Милли со Стефаном; что по счетам приюта приходилось платить больше, хотя многого они себе не позволяли; как отчаянно искал работу Колдери.

— Я против, поэтому так стремлюсь стать одним из главных советников. Если должность займёт Джагмаут, он непременно выступит за прямое столкновение с эвермарцами, используя феномен на пограничной территории как повод, а за локальной стычкой развернутся полномастабные действия, и тогда войны не избежать. — Флориан вздохнул. — Как бы ни было, я хочу знать, что ты в безопасности и всем обеспечена. Я не раз молил небеса повернуть всё вспять, вернуть прошлое, чтобы я мог исправить свой промах и не совершать роковой ошибки, но это невозможно. Да, я предатель, глупец, вряд ли ты сможешь сказать обо мне хуже, чем я сам о себе думаю. Да, я сделал ужасный поступок, но я молю тебя о прощении. Но если я больше не достоин тебя, моя чистая, светлая Аурелия, то я соглашусь на развод и приму все твои условия. Даю слово. Больше я не опозорю свою кровь, нарушив обещание.

Флориан приблизился ко мне и осторожно поцеловал в щёку. Он ушёл, оставив мою душу в пылающих руинах.

Я смотрела как его стройная фигура удаляется, скрываясь за густой листвой, и не знала, бежать к нему или от него. «А если я его больше никогда не увижу?!» Страх рос внутри, и как огромный пузырь поглотил всё остальное.

«Я тотчас должна поговорить с Милли. Мне так нужно её доброе слово».

Переодевшись и кое-как позавтракав, только чтобы не свалиться в голодный обморок, я поехала к Гиромам и с порога так бросилась к Мелиссе, что изрядно напугала её.

— Что случилось? — Милли поспешно обняла меня. — Провалили проверку? Герцог Тахарис очень дотошный оказался?

— О, нет, Иджен очень милый и совершенно меня не тревожил.

— Иджен? — с подозрением переспросила Мелисса. — Ты обращаешься к нему только по имени и называешь милым?

— Ну герцог сам разрешил, — тихо оправдывалась я, не решаясь смотреть на Милли. — А ещё он сказал, что я сокровище.

Мелисса расхохоталась.

— Кажется, он и правда милый, — таинственным голосом сообщила она и хитро прищурилась. — И что же герцог ещё сказал?

Мелисса взяла меня под руку и повела в гостиную.

— Ах, Мелисса, не в этом суть. Важнее то, что сказал Флориан.

Милли насторожилась. Я мялась, кусала губы, сбивалась и путалась, пытаясь облечь в слова весь тот хаос, что бушевал в душе. Меня пронзило ощущение дежавю. «Снова раннее утро, снова гостиная Милли, снова я рассказываю о Флориане».

Она слушала молча, а её глаза становились всё больше и больше.

— Милли, что мне делать? Он утверждает, что запутался, что был в отчаянии от мысли, что я больше не люблю его, и совершил ошибку. Говорит, что готов на всё, чтобы загладить вину.

— Что делать, можешь решить только ты. — Мелисса покачала головой. Она встала, крепко взяла меня за плечи и заглянула в лицо. — Скажи, ты его ещё любишь?

Я крепко сжала губы, пытаясь не заплакать, и опустила глаза.

— Люблю… Но не готова простить. Я между двух огней: мне плохо без него, мне плохо с ним. Я не вижу выхода. Везде больно.

Милли нежно проговорила, словно ребёнка утешала:

— Как быть,