Солнце в армейских ботинках, или Идем дорогой трудной… - Юлия Владимировна Славачевская

ты жила среди людей. Но как только они начались… ты должна вернуться к нам! Жить среди гуманоидов прочих рас тебе нельзя, иначе ты одним случайным выплеском наделаешь больше бед, чем ядерная война. Я забираю тебя с собой.

— Да никогда! Я тебе не верю. Двадцать пять лет без вас жила — проживу и дальше, — уверенно донесла я до его сведения, снова начиная медленно ползти вниз.

Но тут случилась неприятность. Одна нога потеряла опору и соскользнула. Я повисла на руках, лихорадочно нащупывая новый выступ и распластываясь животом на скале. Приятного, конечно, мало, но зато все принципы в действии!

— Что за упрямая девчонка! — фыркнул мужчина, спланировал ко мне и отлепил от камня за шкирку. Так за шкирку, как непослушного котенка, и перенес наверх, откуда я с такими усилиями спускалась. Хорошо еще, что носом никуда не натыкал.

— А ты как думал? — нахмурилась я, совсем не ощущая уколов совести. Может, они и пыталась там чем–то колоть, но у меня стала такая твердая шкура, что, кроме штопора, ничего не чувствовала. — Хочешь быть отцом — получай все радости от гадости!

— Эллиасия! — рявкнул Ахаз, отпуская меня и становясь между мной и обрывом. Это он надеется, что я головой вниз прыгну? Зря. Если и прыгну, то сначала его столкну. Для компании. Вместе лететь веселей. Можно по дороге поделиться впечатлениями о прожитой жизни. — Ты взрослая женщина, а ведешь себя как ребенок!

— Вот ты определись, — снова уселась я на камень. Нет, не из протеста. Просто ноги не держали. — То юная, то взрослая. Кризис родителя начался? Замуж всегда рано, а учиться никогда не поздно?

— Я начинаю думать… — медленно сказал мужчина.

— Ёпт! — восхитилась я, изучая ногти. — И есть чем? В смысле, не всё еще серое вещество усохло от тоски по брошенной в младенчестве дочери? Или у тебя на каждой космической станции по ребенку?

— … что мать преступно пренебрегала твоим воспитанием, — не отреагировал на мой выпад Ахаз. А зря. Потому что я подсчитала свои зернышки и решила пожертвовать ещё одним!

И упаковала его с головы до пят в зеленое желе. Очень сюрреалистично получилось. Полюбовалась пару минут на красивый дрожащий куб с застывшим мужиком внутри, тяжело вздохнула и снова полезла вниз.

Повторение — мать прогресса, эволюцию за ногу!

На этот раз мы с ним встретились уже на середине пути. И особых разговоров не вели. Меня просто опять выдернули за шкирку наверх и вперились злобным взглядом, словно рентгеновской установкой просветили. И чего, спрашивается, он там мог найти, кроме отходов жизнедеятельности?

— Ты никогда не сдаешься? — рявкнул Ахаз, начиная чего–то понимать. Или прозревая. — Может, успокоишься и сделаешь так, как я хочу?!!

— Нет, — упрямо покачала я головой. Зато честно сказала, хоть и неприятно. — Во–первых, я тебя не знаю и знать не хочу, а потому слушать не буду. Во–вторых, мне нужно вернуться к своим друзьям, пока они окончательно не спятили от моего отсутствия…

— По–моему, они скорее спятят от твоего присутствия, — пробормотал мужчина, задумчиво накручивая на палец прядь золотых волос, ничуть не пострадавших от пребывания в желе. — Я не рассчитывал, что все будет так сложно… она говорила…

— Кто говорила? — сдвинула я брови, снова опускаясь на камень и давая утомленному телу передышку. — Кто эта «она»? И потом, нельзя быть настолько настойчивым. Я уже девушка взрослая, у меня муж есть…

— Скоро не будет, — как–то очень злорадно сообщил мне Ахаз, улыбаясь во весь рот. — Это вопрос времени. Мне твой муж не нужен, и вообще… ты по нашим законам не можешь выйти замуж без согласия отца или ближайшего родственника по мужской линии, а я своего согласия, насколько помню, не давал!

— И чихала я на это с высокой башни, — пожала я плечами, раздумывая над его словами. Мне все это дико не нравилось. Ну не воспринимала я этого типа ни как отца, ни как родственника, ни как кого–то еще, кроме как оккупанта и захватчика. Не возникло у меня к нему абсолютно никаких родственных чувств. Неприязнь — да. Отторжение — сколько угодно. Желания прибить — хоть лопатой греби, а вот симпатии ни на грош, хоть расстреляйте меня из дротиков!

— Хоть чихай, хоть кашляй, — все так же ехидно улыбался мужчина. — А все одно — твой брак недействителен, а твой муж подлежит уничтожению, как покусившийся на одну из дочерей нашей расы! И я его уничтожу, если ты не выполнишь то, что я от тебя хочу и то, о чем тебе повелевает твой долг!

— Самоубийца, — пожала я плечами, лихорадочно соображая, каким образом я могу обезвредить этого маньяка с правами родственника, которые я не признаю, но которые, вполне возможно, на самом деле существуют. И хрен я ему дам покуситься на Ингвара. Пусть сначала мимо меня пройдет, а потом поговорим… если этот гад выживет. Тоже мне, испорченная батарейка с манией величия! — И чего тебе надобно, старче?

— Эллиасия, — высокопарно начал Азах — ой, Ахаз! — сложив на груди руки и выставив вперед ногу, — ты обязана принять свой долг и следовать ему во благо…

Я поморщилась от новой порции тошнотворной патетики (слишком вяли уши) и швырнула в него зернышко, упаковывая в ловчую сеть. После чего тут же залила желе, сверху залакировала пеной и огляделась. Ага! Совсем неподалеку в горной породе была видна трещина.

Я не поленилась, сгоняла туда и проверила. Небольшая пещера с одним входом, но кое–кто там прекрасно поместится. Прям как по нему вырубали.

С бодрыми многоэтажными пожеланиями бездетности, здоровья и счастья в долгой одинокой личной жизни я с трудом дотащила сверток до трещины, кое–как утрамбовала, залила выход пеной и плюхнулась на задницу.

Если вы думаете, что отдохнуть, то сильно ошибаетесь. Сейчас меня волновала лишь безопасность Ингвара — а, значит, было не до расслабления. Я быстро расшнуровала ботинок и выудила из–под одного и пластырей на стопах зернышко чуть поболее остальных. Жаль, конечно, но… снявши голову по волосам не плачут. И запечатала вход какой–то бурой субстанцией, про которую Страшилин говорил, что ее никакая хрень не возьмет. Будем надеяться, что тот, кто внутри, подходит под определение «хрень» и не сможет вырваться на свободу быстро.

Пока обувалась, полюбовалась делом рук своих. Все