Любовь не предлагать - Алекс Коваль

бросают. Душный Глеб все еще молится на каждое твое эсэмэс, я уверена. Но ты же и сама чувствуешь, что не хочешь к старости покрыться пылью и обрасти мхом в компании рыжеволосого Гарри.

– К чему ты клонишь? – хмурюсь я.

– К тому, что ты боишься серьезных отношений с потенциальными будущими мужьями как огня. И как только оные начинают мелькать на твоем безоблачном горизонте отношений без обязательств, у тебя найдется тысяча и одна причина, чтобы отвернуть от себя хорошего мужика.

– Неправда! Бессонов не хороший мужик!

– То есть по другим пунктам возражений не имеется? – смеется Аська. – Знаешь, в пекло наш спор! – отмахивается подруга. – Не надо мне доказывать свою правоту. Тебе классно с ним, ты обо всех забываешь, когда этот красавчик рядом. Если он сделал сегодня такой шаг, значит, где-то глубоко на подсознании уже готов на большее с тобой. Детка, надо с ним мириться.

– Исключено! – вспыхиваю, как спичка. – Не я с ним ругалась, не мне и мириться!

– Да-да. Все мы такие принципиальные. Ничего, сейчас разопьем бутылочку для храбрости и отправим тебя к твоему хоккеисту на жаркий примирительный секс.

– Ты вообще слышала, что я тебе рассказывала полчаса назад? – округляю в ужасе глаза. – Бессонов – конченый эгоист!

– У вас даже здесь идеальное совпадение, – чокается своим стаканом о мой Аська. – Выпьем за конченых эгоистов и их бесконечно светлое совместное будущее.

– Ася! – шиплю я, но подруга лишь отмахивается.

И как это понимать?

Сегодня что, звезды встали буквой «зю»?

Даже лучшая подруга и та на стороне совершенно чужого и незнакомого ей мужика!

Я, насупившись, делаю глоток шампанского.

Нет, если я сегодня и поеду к Бессонову, так только для того, чтобы высказать все то, что не успела утром! А это много, много, очень много нелицеприятных и нецензурных слов о том, как и куда он может засунуть свои эгоистичные желания. Ясно? Только ругань. Только хардкор. И ничего больше!

И, вообще, никуда я не поеду. Гордость еще никто не отменял. Даже бутылка дорогого шампанского!

Глава 32

Арсений

Официально заявляю: мамина еда – панацея от всех жизненных невзгод. Как яркий радужный зонтик в самую хреновую погоду. А еще самое вкусное, что я когда-либо пробовал в своей жизни. А перепробовал я немало, к слову. Но никакие заморские деликатесы и лакшери рестораны и близко не подводят к той тонкой грани кайфа вкусовые рецепторы так, как это делают блюда, приготовленные руками любящей матери. Клянусь, если я все-таки подпишу этот треклятый контракт и улечу в Штаты, раз в месяц точно буду пересекать океан ради домашней стряпни.

Ключевое: если подпишу. Не знаю, как так получилось, но прошло почти три недели после разговора с Образцовым, а у меня до сих пор нет четкого ответа на поставленный вопрос. Мутно все как-то. И смутно. Если в восемнадцать ты хватаешься за предложенные контракты всеми конечностями, будучи готовым впахивать как проклятый, отрабатывая свои многомиллионные контракты, даже подыхая, то в тридцать пять ценности меняются. Кто бы что ни говорил, а здоровье уже не то. И хочется… другого.

Правда, «вторая половинка» моих порывов на «другое» утром не оценила.

При мыслях о Царице настроение резко едет вниз. На телефоне до сих пор ни одного пропущенного звонка или сообщения от абонента «Коза» с сердечком. Ей реально настолько на меня фиолетово?

Вздохнув, запускаю в рот последнюю ложку борща, оставшегося в тарелке. Та тут же пропадает у меня из рук. Тарелка. Со словами родительницы:

– Добавки, сынок?

– Лучше чай.

– Правильно. Наливай. Вот только заварила смородиновые листья. Полезно весной, в период вирусов и авитаминоза – вещь просто незаменимая.

Наливаю. Щедро плескаю себе заварки и кипятка в свою старую, любимую, покоцанную кружку, которая живет у родителей еще со времен старших классов школы. Ставлю чайник обратно на подставку и высовываю нос из-за маминого плеча. Заглядываю в сковородку, где, лаская слух, в масле шкворчат два последних пирожка. Убойная доза холестерина и нокаутирующий по поджелудочной.

Хмыкаю:

– Какая добавка, мне в себя еще тазик пирожков запихать надо.

– Никаких тазиков, – нравоучительно ворчит мать, – один и самый маленький.

– Это потому что я у вас в семье не самый любимый ребенок, да?

– Ты у нас единственный ребенок, шалопай! – Получаю полотенцем по руке, когда лезу в тарелку с румяными, поджаренными пирожками. – А маленький, потому что у тебя режим!

– Эй, я же обещал завтра все отработать!

– Ага, отработает он. Нет у меня веры тебе, Сенечка. Щеки отъешь, кубики жирком заплывут, и я точно внуков не дождусь! Кому ты такой кабанчик нужен будешь? Матери разве что. Нет, я тебя, конечно, пламенно люблю, но мысль о потенциальных внуках уже люблю больше.

– Ну, мам, ты серьезно? – ворчу обиженно и, улучив момент, когда родительница хватается за деревянные лопатки, таки урываю один пирожок с тарелки, тут же отскакиваю в дальний угол кухни, получая многострадальным полотенцем уже по заднице. Прилетает, кстати, ощутимо.

– Арсений!

– Тш-ш-ш! – шикаю. – Не кричи, папу разбудим. Ему завтра на работу рано вставать.

Мама поджимает губы и нарочито недовольно машет головой. А у самой уголки губ подрагивают в улыбке. Да и я улыбаюсь, как дятел! Прям как на двадцать лет назад провалился, чесслово! В те редкие летние вечера, когда не было сборов, игр и тренировок, когда я был простым, пробующим жизнь на вкус пацаном. Свободным подростком, который мог со своей компанией таскаться полночи по дворам. А под утро меня дома непременно встречала мать. Ворчала сначала. Ругалась. А потом вела на кухню и откармливала, как поросенка на убой. Главное, чтобы тихо, чтобы батя не услышал. Всю жизнь на заводе работал, подъем у него всегда был ранний. Да и мужик он у меня суровый.

Вообще, я уже давно зарабатываю достаточно, чтобы оба родителя могли сидеть дома и жить, ровным счетом ни в чем себе не отказывая. Квартиру, например, могли бы поближе к центру купить. И ко мне. Да и квадратурой побольше. Но мои предки – консервативные люди. Все, что они мне позволили, – это оплатить евроремонт в нашей старой доброй трешке, купить машину и раз в год возить их в отпуск на моря. По первости я на такую непреклонную позицию отца и матери обижался. Мол, что я, не в состоянии, что ли, с лихвой отплатить им за те годы, что пришлось ужимать себя во всем, только бы смочь оплатить сыну дорогостоящие тренировки? А хоккейная амуниция? Вы видели, сколько стоит качественная форма? Космические суммы, которые в свое