Царствуй во мне - Наталья Ратобор

волю узников Временного правительства. Так как в Петропавловской обитали главным образом политические, в общей сутолоке затерялся среди амнистированных и Шевцов. За ним вскоре пошлют вдогонку – ищи ветра в поле. Точнее, в Донских полях, у генерала Корнилова – горячего патриота и неутомимого обладателя отчаянного, стихийного темперамента.

Часть III

Super flumina babylonis

Тамо седохом и плакахом

Прямо в глаза мне глядят грозные глаза Божьи,

А я обеими руками прижимаю к себе

российскую, рваную, географическую карту.

Анна Радлова, 1922

Показал еси людем Твоим жестокая:

напоил еси нас вином умиления

Пс. 59:3

Глава 1

По разные стороны фронта

В конце февраля 1918-го, узнав про движущиеся на Петроград немецкие пехотные дивизии, разжалованный да так и застрявший с тех пор в прапорщиках, Захар Анатольевич Томшин записывался добровольцем в РККА.

Разыскав затоптанное и задымленное помещение в Смольном, служившее штабом Комитету революционной обороны Петрограда при Совнаркоме, Захар Анатольевич вошел в комнату, набитую новоявленными командирами:

– Товарищи, где на фронт оформляемся?

Прыщавый жердеподобный субъект в заношенном до полупрозрачности шейном платке поверх унтерской, с короткими рукавами тужурки с чужого плеча, обернулся с уважением:

– Бывший кадровый? Направление партийной организации имеется? Нет? Профсоюзная рекомендация? Поручительство бойцов Красной гвардии? Тоже нет?

– Я поручусь, – разогнулся в ответ чей-то мощный торс в штатском, – Помните меня, Захар Анатольевич? Я – Емельянов. Спасибо, что пришли. С таким подкреплением мы возьмем назад Псков и Нарву.

* * *

«Пал смертью храбрых человек, любивший Россию больше себя и не могший перенести ее позора…» – читая эти строки, Шевцов зло разодрал душивший его воротник, яростно припоминая автору строк генералу Алексееву все его предательские действия, даже в отношении Государя Императора, не говоря уж о новопреставленном Лавре.

Генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов, главнокомандующий Добровольческой армией, был убит 31 марта 1918 года при штурме Екатеринодара – неприятельской гранатой в комнате собственного штаба.

По распоряжению командующего Добровольческой армией генерала Деникина, Шевцов организовал охрану гроба с останками Корнилова до момента похорон на территории немецкой колонии Гначбау.

Ненавистники-радетели донесли до неприятеля место потайного захоронения великого патриота. В бесконечной злобе большевистские ставленники душили на веревке, таскали по земле, полосовали шашками, расстреливали и избивали, а затем двое суток жгли дотла извлеченное из могилы и раздетое тело. Пепел топтали ногами.

Командование отступавших частей Добровольческой армии горячо сожалело о неудачной попытке утаить прах убиенного генерала на оставленных территориях.

– Не думаете же вы, господин полковник, – возражал Шевцову генерал Романовский, – что расправой над Корниловым и его останками возможно уничтожить его дело? Могут расстрелять Корнилова, отправить на каторгу его соучастников, но «корниловщина» в России не погибнет, так как «корниловщина» – это любовь к Родине, желание спасти Россию, а эти высокие побуждения не забросать никакой грязью, не втоптать в нее никаким ненавистникам России.

Между тем, белая Добровольческая армия продолжала отступать под натиском красных.

* * *

– Захар Анатольич… Узнаете? Это Шевцов.

– Проходите побыстрее – подальше от бдительных глаз, Валерий Валерьянович. Разумеется, узнал. Откуда и куда движетесь? Выходите на свет – в прихожей темновато.

– Вернулся в поисках пропавшей невесты. Генерал Корнилов погиб при штурме Екатеринодара; я был доверенным лицом Лавра Георгиевича еще при Временном. На постой попрошусь… На пару дней. В солдатской шинели, видите ли. Да выражение глаз, говорят, выдает.

– Да-да… Таких сейчас немало. Нас ищут и, к сожалению, находят. Чрезвычайка не дремлет.

– Господин Томшин… Что же это. У вас форма спеца РККА?

– Есть такое дело.

– Вы… большевик? В «товарищи» записались? Тогда, пожалуй, моя судьба предрешена.

– Отнюдь нет. Надеюсь, меня никогда не запишут в доносчики. И не большевик. Но в РККА – своей волей.

– Как это возможно? Помилуй, Бог!

– Очень даже. Выслушать желаете? Или сразу осудить и возненавидеть? Последнее теперь в моде.

– Я вас всегда уважал, Захар Анатольевич. По старой дружбе выслушаю, пожалуй, хотя сомневаюсь, что мы споемся.

– Не изволите чайку?

– Вы серьезно?

– Вполне. Голодны?

– Неважно… А впрочем – да. И устал.

– Располагайтесь. Сейчас все устроим. Ну вот, так-то лучше. По стопке белой?

– Пожалуйте. Напряжение огромное, хоть отпустит.

– Может, по старинке, на «ты»?

– Не мягко ли стелешь? А, впрочем, черт с тобой – загнан, как волк. Рассказывай. Как ты дожил до такой жизни: переметнуться в стан врагов Родины.

– Поаккуратней с определениями.

– А как иначе прикажешь? Станем факты своими именами называть. Чего уж кокетничать, не на смотре невест. Ты – человек чести и защищаешь Советы? Вместо нашего славного прошлого?

– Понимаешь, Валерий… Как бы тебе подоходчивей… Я много размышлял. И вот, оглянулся в прошлое – и открылось мне, что не хочу я защищать прежнее. Защищать что и кого? Различие сословий? Надменную аристократию и либеральных трепачей, предавших Государя? Промышленников, нажившихся на войне? Паразитический образ жизни помещиков? До смерти надоевших некомпетентных генералов, отягощенных незаслуженными орденами? Мы присягу давали Самодержцу – где он теперь? Да и законно ли его отречение? Ах, присягать Временному Правительству? Кого как, а меня – Господь миловал. И потом: присягу приносят однажды. Вручать свою честь кучке самозваных крикунов, вырывающих друг у друга портфели и не имеющих даже приблизительного представления о реальном устройстве государства? У каждого из сих псевдогосударственных мужей – свой мифический мир, в котором они сливались в экстазе со своими иллюзиями и кучкой ближайших единомышленников. Что осталось святого после их поголовного предательства? Только Родина. А тут очень надо подумать, кто сможет удержать остатки государства, не допустив немцев – безусловных врагов – на нашу землю? Далее. Кто в настоящее время имеет какую бы то ни было внятную стратегию дальнейшего развития страны и жестко ее придерживается? У кого твердая партийная дисциплина и централизованное принятие решений без мягкотелых советчиков на местах? У большевиков много популярных и популистских лозунгов, замутнивших разум и многим нашим… И все же. Власть – преходяща, как показала история. А Отчизна – непреходяща. И что это такое – Отчизна? Земли, территории? И это тоже. Но в первую очередь – народ, люди. Дочиста ограбленные властями предержащими, доведенные до ничтожества, веками презираемые, отторгаемые вельможами, обделенные не только культурой, но и элементарной грамотностью! Можем ли мы пенять на темную дремучесть этих людей? Нет. Можем ли себе позволить бросить этот несчастный, многократно обманутый, слепой народ, ведомый на заклание быстро сменяемым идеалам? Народ без нас может сгинуть окончательно, кануть в междоусобицу. Наш долг – быть рядом до конца, как бы