Лунный шторм. Время взрослеть - Клэр Твин

– Ты пересмотрел сериалов от «Нетфликс», – настаиваю на своем я, хмуря брови к переносице, – они просто друзья…

Шон больше не стал спорить, кривя рот в несогласии.

Сама не понимаю, почему я столь категорична. Ну если и начнут общаться, мне какое дело? Главное – это счастье Роуз. Ведь так?

Она так скоро вычеркнула из жизни Скотта, когда еще вчера клялась в безумной любви. Смешно… Любовь, по-видимому, влечение, которое вскоре исчезает, а ему на замену спешит безразличие. Похоже, Эрик тоже столкнулся с этой проблемой. Любил, любил да разлюбил…

Следующие полчаса я весело танцевала в окружении Фишер, подружек Би, ее самой и других ребят. Мне было настолько комфортно в толпе и беззаботно, что я позабыла о внешнем мире и, ярко улыбаясь, прыгала под музыку, двигая бедрами, вытянув руки к потолку.

Жарко, тесно, чертовски хорошо… Я прикрыла веки и полностью растворилась в танце, разрешая музыке обволакивать мое вспотевшее тело, проникая сквозь сердце. Вскоре белокурые пряди потяжелели и сделались влажными, в конце концов, сдавшись, я завязала их в хвост.

Вот оно – счастье… Беззаботные мгновения в жизни, когда вся боль покидает твою зону комфорта, а рядом остается лишь… В том-то и дело – ничего. Ты абсолютно свободен. Сбросил оковы, обнажил лицо, встретил то, чего не хватало. В тяжелые моменты танцы считаются лучшим антистрессом.

Голова ужасно кружится и болит, словно кто-то крошечный стучит молоточком по стенкам черепа. Я, надеясь оставить в желудке то, что успела съесть и выпить за сегодня, обессиленно падаю на диван и наливаю, умудряясь пролить на стол, в стакан холодную газированную воду. Сердце в груди содрогается, требует десятиминутного отдыха. Ох, да я только за обеими руками и ногами!

На часах было начало десятого, а до меня только дошло, что я до сих пор не виделась с Никсоном. Неужели сестра не пригласила его на день рождения? Нет уж. Это слишком глупо, Би так не могла поступить.

Решив не забивать голову лишними мыслями, я, устав испытывать тошноту, поднимаюсь на гудящие от энергичных танцев ноги и спускаюсь на первый этаж, просто исследуя «неизведанные земли». Здесь совсем пусто: гости подтянулись к центру веселья.

Я меж тем побывала в гостиной, в рабочем кабинете, где непонятно почему пахло апельсинами, на кухне и ванной; даже осмотрела задний двор. Кстати, как я и предполагала ранее, он полон развлечений: бассейн освещают лампы, отдающие больничным светом, а вокруг него стоят пять шезлонгов, на одном из которых сидит молодой паренек, выпускающий дым сигареты. Надоело смотреть на это. Так-с, Рэйчел, пойдем на третий этаж.

Понятия не имею, хорошая ли это была идея, но именно на третьем этаже я застала одиноко стоящего на балконе Никсона. Его широковатые плечи – было видно невооруженным взглядом – напряжены, ноги скрещены, а руки лежали на холодной поверхности перил.

Сперва мне хотелось не нарушать его покой, однако позже, бестолковая моя голова, вынудила сделать шаг, потом еще один, затем еще, пока я не подошла совсем близко. Он уже осознал, что не один, тем не менее виду не подал.

– Грустишь? – вырвалось у меня. Черт, когда я чуть пьяна, мой язык живет отдельной жизнью. – Привет, – встаю с ним рядом.

На удивление кареглазый улыбался, вовсе не поддаваясь отрицательным эмоциям.

Он посмотрел на меня спокойным взглядом и отвернул голову, выдыхая горячий пар. И правда… На улице прохладно, а я даже не подумала накинуть на себя плащ. Идиотка.

– Почему ты стоишь здесь один? Или снова со своими воображаемыми друзьями болтаешь? – подытожила я, облизав губы.

Ник прыснул в смешке.

– Запомнила, – подметил он. – Нет, я просто воздухом решил подышать. Не люблю многолюдные места и громкую музыку.

– И сколько ты уже так воздухом дышишь?

Он снова рассмеялся. У него отличное расположение духа.

– Почти час.

Некоторое время мы молча стояли, рассматривая звездное небо. Не помню, говорила ли я, но мне нравится звездное небо зимой больше, чем летом. Просто в это время года небесные тела светят, как бы выразиться, наверное, ярче, что ли? Будто кто-то там, наверху, опыляет их блестками для нас, ничтожных человечков. Аж спросить хочется: «За что нам эта сказка? Чем мы ее заслужили?» Мне нравится думать, что когда-то давным-давно на эти самые звезды и луну смотрели из своих замков известные всему миру короли, поэты, ученые… Это то, что время оставит в памяти навечно.

– Зачем ты вышла сюда? Заболеешь, – прокашлялся Никсон, косо скользнув взглядом по моим малиновым щекам и блестящему от пота лицу.

– Я тебе мешаю?

– Нет, – сказал как отрезал.

– Би не обидится, что ты так долго торчишь здесь? – быстро меняем тему, пока неловкость не свернула мне шею.

Никсон проводит рукой по своим волосам и расправляет плечи. Он одет в бежевый плотный свитер, который, боже правый, ему очень идет. Смотрится уютно и мило. Стоп. Я сказала «мило»?

– Нет. Она знает мой характер. К тому же она смущается моего присутствия. Знает, что я не позволю делать то, что она хочет…

– А именно?

– Ну, к примеру, флирт.

Я тепло улыбнулась, опустив голову вниз, и протяжно вздохнула. Вдали послышался лай собак.

– Какой ты старомодный, Никсон, – подвожу итог я, демонстративно цокая языком.

– Я просто переживаю за нее, потому что люблю, – пожимает плечами кареглазый, сказав это таким голосом, что мое сердце облилось не просто кипятком, а кипяченым молоком или какао.

Иначе выражаясь, чем-то приятным, сладким и терпким. На кончике языка так и вертится то самое слово – «мило».

– Ты хороший брат, но иногда чересчур строгий.

– Иначе я не умею. Разве я делаю неправильно? – повернулся он ко мне, опираясь боком о железные перила. – Неправильно защищать того, кто тебе дорог?

– Защита и контроль – это разные вещи, Никсон, – сказала я, и Райт задумчиво надул губы. – Свобода – то, о чем мечтают люди на протяжении всей жизни. Быть свободным от общественного мнения, от навязанных традиций, от ярлыков и стереотипов, от дискриминации, мне кажется, можно считать роскошью. Как думаешь?

Он пристально всматривался в мои черты лица, словно желая покрыть меня мурашками, однако я на пять с плюсом выдержала спокойное выражение лица. Мне хотелось всем своим видом показать, что я говорю серьезно. Бесит, что люди не воспринимают слова всерьез. Такое бывало… Почему я должна относиться к окружающим с пониманием, когда они даже не желают меня слушать?

– Я думаю, что ты птица, – вдруг произнес Никсон.

Я озадаченно похлопала глазами.

– Прости?

– Птица. Именно их ассоциируют со свободой. Они