Няня из другого мира - Анастaсия Бран

— Она очень устала, милая. Ей нужно время, чтобы прийти в себя.

Анабель осторожно подошла к кровати, крепко сжав руку Элизы.

— Элиза, пожалуйста, проснись… Я обещаю, буду самой послушной девочкой, только проснись, умоляю! — говорила она всхлипывая. — Я прочитаю все, что скажешь! Я даже кашу буду утром есть! И постель сама заправлять! Даже платье надену то ужасное! И туфельки!

Но ответа не было. Элиза продолжала лежать неподвижно, дыхание ее едва прощупывалось. Я молча смотрел на них, чувствуя, как сердце разрывается на куски.

Следующие дни пролетели чередой лекарей, каждый из которых разводил руками и качал головой, неспособный помочь. Анабель тоже не сдавалась и принялась активно заботиться о спасительнице. Она ежедневно убиралась в комнате Элизы, приносила охапки ее любимых цветов из сада, украшала ими прикроватный столик, и каждый вечер читала ей книжки вслух. Затем засыпала рядом с ней, крепко сжимая ее руку в своих маленьких ладонях. Эта картина каждый раз больно ранила мое сердце, заставляя чувствовать вину за то, что я оказался бессилен защитить их.

Не выдержав, я отправился в столицу к Кристиану, надеясь на чудо. Но он холодно повторил то, что говорил прежде:

— Душе Элизы нужно время, Дариан. Ее привязка к этому миру сложна, и сейчас от тебя ничего не зависит.

— Сколько это будет длиться? — тихо уточнил я, глядя во двор королевского дворца, где сновали туда-сюда слуги.

— Этого тебе никто не скажет, — покачал головой Кристиан. — Все зависит только от силы души самой Елизаветы.

Вернувшись в поместье, я едва не утратил всякую надежду. В один из дней явился Мелиш, который, так же как и я, был обеспокоен судьбой девушки. Он попытался провести ритуал, вливая в Элизу магию, откладывая ее с ног до головы всевозможными амулетами и артефактами, но все, чем он щедро делился с ней, словно вода через сито, вытекала в никуда, не оставляя и следа.

Так прошло почти три недели. В один из вечеров, сидя рядом с Элизой и глядя на ее бледное, почти прозрачное лицо, я ощутил, как внутри нарастает отчаяние. Я не выдержал и взял ее холодную руку в свои ладони.

— Элиза, слышишь меня? Я знаю, что слышишь, любимая… Прошу, вернись ко мне. Нам очень тебя не хватает. Анабель каждый день спрашивает о тебе, она так старается… — голос мой сорвался, я почувствовал, как на глазах выступают слезы. — Ты спасла мою дочь, спасла мою душу… Пожалуйста, проснись! Я сделаю все, что захочешь, клянусь! Устрою тебе самую красивую свадьбу, о которой только можно мечтать. Куплю тебе самое роскошное платье, и если ты захочешь, мы нарожаем целую кучу малышей, слышишь? Только открой глаза и вернись… вернись ко мне, любимая!

Я уронил голову на кровать, едва сдерживая рыдания. Внезапно пальцы Элизы чуть заметно сжали мою руку. Сердце замерло, я не поверил своим ощущениям и резко поднял голову. Она смотрела на меня, ее глаза были открыты, и в них искрилась слабая, но живая улыбка.

— Значит, платье уже заказал? Надеюсь, ты не выбрал что-нибудь ужасно пышное и безвкусное? — голос ее прозвучал тихо, едва слышно, но для меня это была самая прекрасная музыка в мире.

— Элиза… — выдохнул я, ощущая, как меня покидает тяжесть всех последних недель. Я бережно притянул ее к себе, чувствуя, как ее дыхание теплеет, а кожа из мертвенно-бледной становится нежно-розовой.

Я осторожно коснулся ее губ своими, чувствуя, как возвращается жизнь, но в этот миг тишину прорезал звук разбивающейся посуды и грохот упавшего подноса. Мы оба резко повернулись к двери и увидели Анабель, стоявшую в проходе. Лицо ее исказилось от шока, в глазах блестели слезы радости.

— Мама! — закричала она и бросилась к кровати, запрыгнув на нее и крепко обхватив Элизу руками, уткнувшись носом ей в шею. — Мамочка! Ты проснулась! Я так скучала! Не уходи больше никогда, пожалуйста! Я без тебя не смогу!

Элиза крепко прижала девочку к себе, глаза ее были полны слез, но уже счастья, а не боли.

— Я никуда больше не уйду, милая моя. Теперь мы всегда будем вместе, обещаю…

Я смотрел на них, чувствуя, как внутри разливается неописуемая теплота и благодарность. Мои самые дорогие женщины были здесь, живы и здоровы, и я знал, что больше не допущу, чтобы что-то угрожало нашему счастью. Никогда!

Глава 57

С каждым новым днем силы медленно, но верно возвращались ко мне, а жизнь постепенно снова начала казаться яркой и полной смысла. Конечно, поначалу я едва могла встать без посторонней помощи, но с неоценимой поддержкой Фелиции даже такое простое действие, как купание или причесывание волос, перестало казаться подвигом. Женщина относилась ко мне с материнской заботой и теплотой, постоянно ворча по поводу моей худобы и бледности.

Анабель с энтузиазмом включилась в процесс моего выздоровления и каждый раз спорила с Фелицией по поводу выбора прически, требуя что-то замысловатое и пышное, тогда как Фелиция предпочитала строгую простоту и элегантность. Я не вмешивалась, позволяя им самим разобраться, и только с улыбкой наблюдала за их бесконечными спорами, радуясь, что все снова на своих местах: и здоровье малышки, и счастье в ее глазах. Мы много читали, рисовали, да и вообще, стали гораздо ближе друг другу, а что самое удивительно, Анабель перестала звать меня по имени, перейдя полностью на «мама»… Это делало меня настолько счастливой, что я была готова даже на рюши и корсет, лишь бы все оставалось так, как есть…

Дариан стал моей тенью. Он проводил со мной каждую свободную минуту, засыпал и просыпался рядом, окружая меня такой любовью и заботой, о которой я раньше могла только мечтать. Однако вскоре его вызвали во дворец вместе с Анабель, и я впервые за долгое время осталась совершенно одна. Страх, что что-то снова пойдет не так, не давал мне покидать пределы поместья, несмотря на все уверения окружающих, что опасность миновала.

В один из таких тихих дней случилось нечто совершенно неожиданное. Утро выдалось теплым и солнечным. Я чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы привести себя в порядок самостоятельно. Сев перед зеркалом, я взяла в руки расческу, чтобы заплести волосы в простую косу. Но едва начала, как вдруг поверхность зеркала странно задрожала, покрываясь мелкой рябью.

— Что за... — вздрогнув,