Искры на ветру - Ольга Ярошинская

что Элай толком не мог даже понять, где точно он ранен. Дышать было сложно, как будто ему сломали ребро. И грудь еще жгло, словно его заклеймили. Может, так и случилось. Как знать, сколько он был в отключке, раз Сайгат успел притащить его в лагерь и привязать к столбу как собаку.

Элай подергал руками, но ремни впились в запястья еще сильнее. Попытался направить огонь на ремни, но затекшие пальцы отказывались шевелиться.

А последние силы покидали тело. Надо было прикончить того придурка сразу же. А лучше — сжечь ту записку и остаться в Драхасе. Но соблазн получить армию красноперых был так велик…

Остается один вариант — сжечь все дотла, а после надеяться, что его хватятся и найдут, и будет не слишком поздно. Элай сплюнул кровь, собравшуюся во рту, поднял голову. Все расплывалось перед глазами, но он вдруг увидел девочку. Рыжую, чумазую, маленькую. Она стояла, окруженная стеной огня и тонко визжала, колотясь от ужаса. Мать кинулась к ней, не обращая внимания на занявшуюся одежду, выхватила из огня, убежала. А Элай осознал, что его очередной план тоже никуда не годится.

Облизав пересохшие губы, он произнес:

— Если вы станете под мое крыло, я вас прощу.

Немного самонадеянно, учитывая, что он привязан к столбу и вот-вот истечет кровью. Видимо, дикари тоже так решили, потому что через огонь вжикнула стрела и впилась осой ему в бок, следом прилетела другая, ужалила ногу.

Одно точное попадание, и все закончится. Элай выдохнул, готовясь к смерти, закрыл глаза, и его вдруг коснулся прохладный воздух, на миг приглушивший боль, терзающую израненное тело. Может, он уже умер, не успев почувствовать последний удар?

Вот только Вив… Она на него, наверное, обиделась… И было так стыдно за свою глупость прежде всего перед ней.

Вокруг дробно застучало, словно над степью начался град. Элай разлепил глаза и увидел, что стрелы кочевников, несущиеся к нему целой стаей, натыкаются на невидимую преграду и падают оземь. Дикари снова кричали, что-то про Аркутана. Элай смутно помнил, что так звали их легендарного короля.

— Я ж говорю, — пробормотал он, бессильно уронив голову. — Это я…

Его снова обдало воздухом, кто-то убрал с лица волосы, провел по щеке прохладной ладонью, и бедное сердце зашлось в быстром стуке. Не может быть.

— Вив?

— Я сейчас, — говорила она, и ее губы дрожали, но глаза оставались сухими. — Я быстро. Элай, ты только держись.

Потянулась к ремням, подпрыгнула. Закусив губы, выдернула стрелу, торчавшую из плеча Элая, так что он шикнул и окончательно пришел в себя.

— Ты что тут делаешь⁈

— Я могу задать тебе тот же вопрос! — яростно выпалила она и, встав на цыпочки, принялась пилить острым наконечником кожаные ремни.

Стрелы, летящие в них, закончились, либо красноперые осознали, что тратят силы впустую. Несколько самых смелых, или глупых, воинов подошли ближе, потрогали магическую защиту, укрывшую их с Вивианой, а кто-то сунулся к Сильве с ловчими сетками, и драконица, взмахнув крыльями, улетела.

Вив выругалась сквозь зубы, и Элай нашел в себе силы усмехнуться. Вот она, будущая королева, ругается как матрос. Но что это он? Его женщина явилась во вражеский лагерь, рискует жизнью, пытаясь его спасти, а он висит на этом столбе как сопля.

— Элай, — сказала Вив, остановившись на миг и переводя дух, и ее лицо, встревоженное и испуганное, вдруг озарилось детским любопытством. — У тебя что, новый аркан?

Элай напряг мышцы изо всех сил, призывая драконью кровь и особенно знак меча, и ремни наконец лопнули. Он едва не упал, но Вив подставила плечо, а за спиной развернулись крылья.

Минуту назад Элай был готов умереть, но сперва надо вывести Вив отсюда. Горел лагерь, но женщины переправляли детей и скарб по ту сторону речки. Огонь сердито шипел, плюясь искрами, не в силах перебраться на другой берег.

— Какой еще аркан? — спросил Элай.

Вив осторожно коснулась пальчиками его груди и сказала:

— Ты меня любишь.

— А ты сомневалась? — изумился он.

— В смысле, очень любишь, — пояснила Вив, запрокинув к нему лицо, и улыбнулась смущенно и нежно. — Прямо совсем. Элай, у тебя появился аркан сердца, ты что, не видел?

Он провел по груди ладонью и ощутил, что чешуйки выстроились по-новому. Сердце, легендарный аркан. Что там говорил Денфорд? Это вроде как твой знак, но действует для другого человека. Когда истинно любишь, то тот, второй, обретает нечто вроде божественного благословения.

А Вив тем временем обвела взглядом дикарей, вздернула упрямый подбородок.

— Вы, красноперые! — обратилась она к дикарям, глазевшим на них из-за мерцающей чешуи. — Хотите великого вожака, а сами пытаетесь его прикончить? Вот перед вами настоящий дракон! Тот, кто приведет вас к процветанию! Если вам, конечно, хватит мозгов признать его власть.

— Они не понимают тебя, — напомнил Элай.

— Я понимаю, — возразил с гортанным акцентом седой воин, выступив вперед. — Кто ты, рыжая женщина?

— Его жена, — ответила Вив, и сердце Элая наполнилось гордостью.

Он любил Вив и раньше, но сейчас словно видел ее всю целиком: бесстрашную и нежную, сильную и слабую, способную укротить дракона и прилететь за своим мужем во вражеский лагерь и такую ласковую в его объятиях.

Впрочем, после его тупого проступка, как бы не пришлось заново завоевывать ее сердце.

— Обними меня, — попросил Элай. — Помнишь, как тогда, после первого свидания?

— На тебе места живого нет! — ее губы вновь задрожали, и Элай прижался к ним поцелуем.

У них все три легендарных аркана. Вместе они — настоящий дракон.

— У нас все получится, — заверил Элай.

Не став спорить или поняв, что пешком он никак не дойдет, Вив обхватила его за шею, подпрыгнув, обвила ногами. Элай обнял ее, прижимая к себе, и крылья затрепетали за спиной, поднимая его над землей.

Сильва, трусиха, сбежала, или решила, что с нее хватит. Как только Вив сумела ее оседлать? Элай полетел к морю — если уж падать, то в воду, а не на острые скалы. Но крылья несли их все дальше и дальше, оставляя позади и горящую степь, и кочевников.

* * *

В лекарне было не протолкнуться. Воняло драконьим дерьмом и немного кровью, а из палаты доносилась суровая ругань Туча. Элай ни разу не слышал, чтобы невозмутимый как скала друг позволял себе повысить голос, и