Кто такая Марта - Екатерина Началова

казался спокойным и уверенным. Выглядел он подчеркнуто опрятно: выбрит, подстрижен, подтянут. Темные волосы аккуратно зачесаны назад. Красный шарф боевым знаменем горел на шее.

— Доброго дня, леди.

— Доброго, Тар.

— Вас хотят видеть.

«Вас», «леди»… Таран никогда со мной так не общался. Сердце тревожно екнуло. Еще и улыбка мужчины вдруг показалась мне напряженной.

— Кто?

Не отвечая, Таран почтительно пропустил в камеру высокого мужчину в темно-синем плаще с низко надвинутым капюшоном. Лицо было скрыта, фигура тоже. То, что передо мной мужчина, я поняла только по росту и еще по рукам — длинным, жилистым. Они показывались из-под рукавов, поблескивая перстнями-амулетами. Предназначение нескольких камней я знала: от атаки с воздуха, исцеляющий раны, долголетия, нейтрализующий яды. Папа тоже носил перстни, приходилось.

«Папа?»

В голове по очереди мелькнули две цепочки: папа, нашел, вина, вопросы, оправдания, признание, нарушение правила, конец. И еще другая, страшнее: Тар, папа, убить, месть…

Сердце екнуло еще раз, но только на мгновение. Я тут же поняла, что передо мной не отец. О том говорили десятки незаметных деталей, по которым можно определить родного: не его походка, не его осанка, не его поворот головы, всё не его. В глаза бросилась сложная вязь золотых высших рун по кромке ткани: традиционное облачение мага высокого ранга, но странное — словно со старого портрета.

— Нет. В камеру заходить не буду, — предусмотрительно отказался мужчина и, оставаясь в коридоре, скинул капюшон.

Возраст как у папы, большой прямой нос, огненно-рыжие, почти красные волосы, смуглая кожа, резкие продольные морщины около рта, очень тонкие губы и светлые голубые глаза. Я вопросительно подняла брови и посмотрела на Тара. Мужчина был мне совершенно незнаком.

Он глянул на меня, держа руку с боевой искрой наготове. Сразу с неприязнью скривил тонкие губы.

— Утверждаешь, что ты моя дочь?

— Ваша? Нет! — Возмутилась я, напряженно глядя на гуляющие в его ладони недружелюбные искры. — Я вас впервые вижу.

— Взаимно, миса. — Он все же опустил руку и недовольно дернул головой, обращаясь к Тарану. — Закрывай. Не та.

— Не при ней! Тар! — крикнул Сокур из-за стенки. — Не при…

Услышав голос, мужчина резко развернулся, выпуская испепеляющий огонь. На ходу вспыхивая, Таран всем весом толкнул его в камеру. Взвизгнув, я отпрянула и прижалась к стене. На меня пахнуло горячей волной пыхнувшего и тут же погасшего огня — в противомагической камере не действовало ничего, кроме физической силы.

— Не вздумай! — Сок чем-то ударил по стене.

Руки в перстнях взметнулись вверх только на мгновение. Продолжая гореть живым факелом, Таран схватил мага за шею, прижал к себе и резко сдавил горло обеими руками. Силы Быка хватило.

Хруст шеи ударил по ушам страшно, безнадежно. Тело мага дернулось и обмякло. Длинные носы синих туфель разъехались в разные стороны, руки упали вниз.

— Вот и всё. — Выпустив уже безжизненного мага, Таран прямо посмотрел на меня черными пустыми глазницами. Густо запахло горелым мясом. Говорил Таран с трудом, страшно: голос шел будто из нутра — верхнего слоя кожи на мужчине больше не было. Серая форма запеклась на мясе черными проталинами.

— Кончился… верховный. Прости, Мар… Ты… будешь отомщена. Сейчас.

«Верховный? Почему он называет его верховным?»

— Но он не…

Я открыла рот, чтобы сказать, что Тар ошибся, но слова наружу не вышли — застряли в горле. А Тар вышагнул в коридор, посмотрел вверх, чему-то улыбнулся, а затем со всей мощи ударил ногой по каменному полу.

Сила…

Тюрьма содрогнулась, как и я. Я знала, что делает Таран — он зовет землю. Это означало, что высокородный Бык готов умирать. Земля придет на зов, заберет его и все, что сможет.

— Уходи. — Тар кивнул мне и, ровно держа спину, пошел по коридору, рукой нащупывая двери.

Едва миновав тело неизвестного, я выскочила наружу.

— Не надо, Тар! Тар!

Он не слушал. Перед камерой Сокура Бык снова ударил по камню всей тяжестью родовой силы. Все пошатнулось, по сторонам, над головой грохотнуло.

— Прощай, Сок, — Тар открыл камеру.

Мгновенно выскочив, Сокур бросился ко мне.

С другой стороны на нас побежали стражи с деревянными дубинками наперевес. Один, второй…

— А ну, вернуться, твари! — Дубинки были подняты вверх. — Все по местам! Живо!

Сок глянул на тело, сжал зубы и потянул меня к выходу. А Таран неспешно шел, открывая камеры.

Из следующей открытой двери наружу выпрыгнул ошалелый дед, бешено вращая глазами.

— Вон! — Рявкнул Тар, снова взывая к земле.

Теперь пол под ногами треснул, стены качнулись. Из-под каменного чрева раздался низкий страшный рокот. Заскрежетала поведенная дверь.

Оценив ситуацию, стражи резко поменяли команды, как и направление движения. Угрожающе поднятые дубинки стали выглядеть как указатели:

— Быстро уходить! Все вон! На выход!

Думать времени не было. Перекошенные лица, падающие камни с потолка, шатающийся пол. Заключенные бежали вместе с охраной, со следопытами, подталкивая друг друга. Топот ног, чьи-то спины, в спешке откинутые стулья. Мне несколько раз наступили на ноги, чуть не затолкали. Сокур подтаскивал меня за собой, по пути отпинывая препятствия.

— Скорее!

Каменный пол вдруг оказался мягким, как перина — земля уходила из-под ног, просаживаясь все глубже. Сок тянул, медные кудри реяли в воздухе, он что-то кричал, но я не разбирала, что именно, потому что кричали все, может и я тоже. Я слышала только землю, а она глухо рычала внизу, как огромное недовольное животное, которое разбудили и которое собиралось подняться. Воздух мелко-мелко задрожал.

В дверях возникла давка, драка, кто-то упал. Сок ждать не стал, швырнул стул в окно. Быстро подчистив осколки, прыгнул наружу, подтянул за собой меня.

Мы выбежали на улицу и побежали прочь от здания, когда снова раздался толчок, который сопроводил общий выдох ужаса и снова крики — женские, мужские. Застонав, выкрашенное в зеленый здание охраны Порядка резко просело на этаж вниз, а после — провалилось сразу по крышу. По красному щиту дверей прошла трещина, затем он треснул и осыпался щепками.

Поднятая на зов земля пожирала все.

Я оглянулась на бегу. Разрыв на площади расширялся, превращаясь в провал. Темно-зеленого здания больше не существовало. Теперь зашаталось уже все остальное. Пригожий