Стрелок - Иса Белль

Себастьян нарисовал себя. А, по его словам, он никогда не писал живых и поэтому это значило только одно:

В глубине души он считал себя мертвецом.

Я тоже чувствовала это. Каждый раз, когда кто-то, кого я любила, покидал меня, часть моей души уходила вместе с ним. В конечном счёте во мне осталась лишь малая часть того, кем я была, а всё остальное место занимала пустота.

Я обросла болью и редко чувствовала что-то, кроме неё. Во мне не было желания бороться с этим, искать причины для счастья и менять что-то, потому что я не видела в этом никакого смысла.

До того, как люди вокруг меня стали становиться счастливыми. До того, как девушка, продолжающая дарить свет миру, который убивал её, стала частью моей семьи. И до того, как я заметила страх в глазах мужчины, считающегося бесчувственным.

Я собиралась быть сильной и больше не потерять ни одного любимого.

Мои руки разгладили бока чёрного блестящего платья, которое я купила ещё несколько месяцев назад, веря в то, что когда-нибудь смогу надеть его и стать достойной партией Себастьяна на вечере, и посмотрела на себя в длинное зеркало на дверце шкафа. Платье доходило до моих колен и имело длинные рукава. Оно было довольно простым, но камни, украшающие его, забирали всё внимание себе. Также я собиралась надеть большие каблуки, чтобы не выглядеть слишком маленькой на фоне мужчины, сопровождающего меня, и несколько украшений, идеально дополняющих образ.

Я стала медленно кружиться вокруг себя, рассматривая своё тело со всех сторон, и дверь в мою комнату неожиданно открылась. А затем мои глаза встретились с Себастьяном, застывшим в проходе.

Cердце пропустило удар, когда он, одетый в свой классический костюм и бабочку, опёрся на косяк и стал рассматривать меня.

– Как тебе? – неуверенно спросила я.

Мужчина проскользил своим взглядом по моему телу и остановился на коленях. Я поджала пальцы ног и стала ждать, когда он произнесёт хоть слово.

– Я хотела, чтобы тебе понравилось.

Это была первая вещь черного цвета в моём гардеробе, не считая тех платьев, что я надевала на похороны. Все Нери любили черный, только Талия отличалась от своей семьи и выбирала синий, как мой отец. Я же, в свою очередь, так и не определилась и постоянно экспериментировала, но чаще всего выбирала что-то нежное.

Я чувствовала себя красиво в этом платье и не заставила бы себя идти в нём, чтобы соответствовать своей новой фамилии, если бы это было иначе.

Себастьян не произнёс ни слова, но оторвался от места, к которому прирос, и пошёл в мою сторону. Он прошёл мимо меня, оставляя за собой шлейф своего парфюма, и заглянул в шкаф. Мой рот приоткрылся от удивления и негодования.

И что это значит?

Мужчина стал перебирать вешалки в поисках чего-то, пока я наблюдала за ним.

– Себастьян?

Он остановился, услышав тон моего голоса, тяжело выдохнул и развернулся.

– Тебе не нужно надевать чёрное, чтобы быть истинной Нери.

Его тёмные брови нахмурились над бледно-голубыми глазами.

– И я не хочу, чтобы ты потакала моим предпочтениям. К тому же черный – не мой любимый.

Я подняла руки и заправила передние пряди за уши, заодно поправляя чёлку.

– Тогда, какой твой любимый?

Голова Себастьяна слегка наклонилась в бок, и мне показалось, что он не хотел давать мне свой ответ, но слова всё же слетели с его губ:

– Тот, который на тебе.

Во рту пересохло, и я громко сглотнула, не отрываясь от него.

Значит, цвет имел значение только, если он был выбран мной?

– Я скрою твой секрет о предпочтении розового от остальных, – улыбнулась я.

Себастьян, уловив шутку, ответил мне тем же, и я постаралась запомнить его улыбку, до того, как он развернулся, чтобы вновь начать лазать по моему шкафу, потому что не знала, когда наступит последний раз, когда он позволит себе улыбнуться мне.

Пиджак плотно обтягивал его спину и плечи, когда он немного наклонился вперёд, чуть ли не пролезая головой в мои полки.

– Что ты ищешь?

– Секунду.

Я поёрзала на месте, не получая от него нормального ответа. Но спустя несколько секунд он, наконец, обернулся ко мне, держа в руках вешалку с пышным золотистым платьем.

– Это не моё, – покачала головой я.

Как оно вообще сюда попало?

– Твоё, – исправил мужчина. – Надеялся, ты найдешь его без моей помощи, но, как оказалось, ты тоже готовила для меня сюрприз.

Я заглянула за его спину и прищурилась, глядя на забитый шкаф. Понятно, почему я не заметила что-то новое в нём. Здесь уже не хватало места для моей одежды, а я даже не разобрала и половины коробок. И платье очень хорошо вписывалось в мой стиль, кроме…

– Слишком коротко, Себастьян, – напомнила я. – Я не могу пойти в этом. Кто-то может увидеть.

Он перекинул вещицу, состоящую чуть ли не из одних больших золотых пайеток, через плечо и прорычал:

– К чёрту их!

А затем, его колени встретились с полом, когда он упал на них передо мной, и мне пришлось опустить голову, чтобы продолжить смотреть на него.

– Ты самое прекрасное создание, которое я встречал в своей жизни. Они лишь украшают тебя, – его ладонь легла под моё колено, а другая рука приподняла платье и оголила его. – Показывая, через что ты прошла, но осталась красива, как внутри, так и снаружи.

Моё сердце бешено забилось и мурашки покрыли бёдра, когда я стала следить за его действиями. Губы мужчины коснулись местечка над коленом, но он не стал подниматься выше к шрамам.

Ранняя реакция Себастьяна поразила меня. Его тело тоже было покрыто рубцами и шрамами, но все из них появились по вине других людей. Он не кромсал себя по собственному желанию.

Или…

Я понимаю тебя.

В голове вспыхнули картинки разбитых костяшек его пальцев после того, как он проломил стену в наш первый день в этом доме, и как собирал стекло у моих ног, разрезая нежную кожу своих рук.

Боже Мой.

– И только глупцы, мнение которых никогда не должно волновать тебя, могут подумать иначе.

– Себастьян…

– Я хочу, чтобы ты надела его, – твёрдо произнёс он.

Я не могла надеть его! Все увидят. Абсолютно все. Я не так переживала за то, как отреагируют люди, которых я могла видеть в первый и последний раз, как за то, что будет с Домиником, когда он обратит на меня свой взгляд.

Конечно, он видел мои шрамы после переломов, но, когда я стала обжигать