Жестокие клятвы - Джей Ти Джессинжер

— Подожди! Я морально не готова к этому!

— Даю тебе две секунды.

— Куинн...

Когда я снова целую ее, она стонет мне в рот. От этого звука по моим венам разливается такая горячая волна вожделения, что я не могу удержаться и целую ее крепче, прижимая к своему телу. Она слабо ударяет кулаком мне в грудь.

— Куинн, Боже, пожалуйста, мне нужна минутка, чтобы…

— Последнее, что тебе сейчас нужно, — это время подумать, — перебиваю я. — У тебя есть следующие пятьдесят лет твоей жизни, чтобы сделать это.

Звенит лифт. Двери раздвигаются, открывая огромный номер люкс. Я поднимаю ее на руки, игнорируя ее тихий вскрик от удивления, и рычу: — Если ты не хочешь, чтобы я тебя трахнул, просто скажи ”нет”.

Минуя фойе, гостиную и столовую, я направляюсь прямиком в хозяйскую спальню. Она такая же роскошная, как и остальные апартаменты, оформлена в нежных кремовых и голубых тонах. Вся стена комнаты — окна от пола до потолка, из которых открывается великолепный вид на Бостон-Коммонс и центр города. Городские огни мерцают в сгущающихся сумерках. Небо великолепного фиолетово-голубого оттенка над золотым горизонтом, но я ничего этого не вижу. Все, что я вижу, — это женщину в моих объятиях, прижимающуюся ко мне в страхе и желании.

Она напугана, но хочет меня. Она ненавидит себя за это, но она хочет меня. Она дезориентирована резкой переменой в своей жизни, произошедшей этим утром, она беспокоится о своей племяннице и в ярости на своего брата, она в ужасе от того, что снова вышла замуж, хотя была настолько против идеи вытатуировать это прямо на своей коже, но все же… Она хочет меня. И это именно то, на чем я собираюсь заставить ее сосредоточиться до конца вечера.

Я подхожу к огромной кровати, бросаю ее на нее и начинаю срывать с себя бабочку.

— Скажи "нет", если хочешь, чтобы я остановился.

Я бросаю галстук на пол и расстегиваю рубашку. Щелкают пуговицы. То же самое происходит и с ее глазами. Я отбрасываю рубашку в сторону, сбрасываю туфли и забираюсь на кровать, становясь над ней на колени, положив руки по обе стороны от ее головы.

Неглубоко дыша, она лежит подо мной, прижав руки к моей груди. На ней все еще вуаль. Они раскинулись вокруг ее головы, как кружевной нимб.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался, — еле слышно произносит она. — Но ты должен знать, что...

Я целую ее прежде, чем она успевает закончить предложение. Она борется с этим мгновение, затем растворяется в этом, скользя руками вверх по моей груди и по плечам. Она со вздохом прижимает меня к своему телу. И я полностью согласен с этим. На тысячу процентов. Мое тело жаждало этого, умоляло об этом, и я не собираюсь терять ни секунды. Есть более чем хороший шанс, что утром она пошлет меня на хуй, но сегодня вечером она вся моя.

Я целую ее до тех пор, пока она не начинает издавать тихие мяукающие звуки в глубине горла и тереться об меня тазом, затем я прокладываю поцелуями путь вниз по ее шее к груди. Когда утыкаюсь носом в ее грудь, она зарывается пальцами в мои волосы и делает такой глубокий вдох, словно задерживала его всю свою жизнь.

Она сбивчиво шепчет: — Я ... я когда-либо была только с одним мужчиной. И он не был особо заинтересован в том, чтобы подготовить меня к ... Я хочу сказать, что ... Я не хочу, чтобы ты думал…Я имею в виду, что, вероятно, я не очень хороша в этом.

Я останавливаюсь, чтобы поднять голову и посмотреть на нее.

— Ты думаешь, что можешь разочаровать меня? — Когда она кивает, выглядя пристыженной, я почти стону. Я приподнимаюсь на локтях, беру ее лицо в ладони и смотрю ей в глаза. Хриплым голосом я говорю: — Гадюка. Моя прекрасная, смертоносная жена. Ты чертовски идеальна внутри и снаружи. Никогда не беспокойся о том, что разочаруешь меня. Ты не можешь. Даже когда ты одержима убийством или сыплешь оскорблениями, у меня перехватывает дыхание.

Она тяжело сглатывает. Ее голос звучит тихо.

— Да, но ты странный. — Я прижимаюсь лбом к ее шее и начинаю тихо смеяться. Она легонько хлопает меня по спине. — Заткнись.

— О, девочка, что ты со мной делаешь.

Я снова целую ее, глубоко, но не сильно, позволяя ей расслабиться. Согнув колено, она прижимает свою ногу к моей и изгибает бедра. Я не думаю, что она имеет хоть малейшее представление о том, насколько отзывчива, потому что она, вероятно, заставила бы себя остановиться, если бы поняла это.

— Мне нужно, чтобы ты сняла это платье, — шепчу я, с силой переворачивая ее на живот.

— Подожди.

Я бормочу: — Только не это снова, — и дергаю за молнию. Ткань расходится под моими руками. Рейна одновременно напрягается и говорит более высоким голосом: —Куинн, пожалуйста, подожди… — Но уже слишком поздно. Я уже видел это.

Татуировка большая и яркая, змеится по всему позвоночнику от затылка до поясницы. Это извивающаяся, колючая лоза из красных роз и нежных черных листьев, разветвляющаяся из центра во все стороны. От этого потрясающе захватывает дух не только из-за сложности и артистизма чернил, но и из-за стебля, на котором распускается каждый цветок.

Шрамы.

Вся ее спина покрыта рельефными белыми шрамами, каждый шириной в палец и примерно такой же длины.

В ужасе я шепчу: — Рейна.

Тихим, но уверенным голосом она говорит: — Ему нравилось пользоваться кнутом.

Я не могу отдышаться. Я так ошеломлен и болен осознанием того, через что она, должно быть, прошла, что она выстрадала от его рук, что едва могу нормально видеть.

— Иисус Христос. Иисус, блядь, чертов Христос!

— Мне от этого не легче.

Я переворачиваю ее и приподнимаю, усаживаясь на кровати, так что мы оказываемся лицом друг к другу. Взяв ее лицо в свои трясущиеся руки, я говорю: — Прости меня. Мне чертовски жаль.

Она искоса смотрит на меня.

— Спасибо тебе за это, но не похоже, что ты мог что-то сделать. Тогда я тебя не знала.

— Нет. Черт. — Я стону, целуя ее. — Я прошу прощения за все глупые, высокомерные вещи, которые я сказал и сделал с тех пор, как мы встретились. За каждый раз, когда я был груб.