Дамиано Де Лука - Паркер С. Хантингтон

раз погладил свою эрекцию, прежде чем направить ее в мой рот. Я наклонилась вперед и потерлась сосками о его бедра, пока мой язык скользил по его члену, пробуя себя. На вкус я была немного сладкой, почти как ничто.

— Ты чувствуешь вкус своей спермы? Чувствуешь, как сильно я тебя возбуждаю?

— Да, — попыталась сказать я, обхватив его эрекцию, но получилось приглушенно, поэтому я кивнула головой.

— Хорошо. Не забывай об этом, потому что я ненавижу, когда ты заставляешь меня гоняться за тем, что уже принадлежит мне, Рената. И не ошибись, ты моя. — Он отступил назад, высвобождаясь из моего рта. — На кровать. На спину.

Я бросилась на кровать и легла. Он взял меня за ноги и опустил ниже, пока мое лицо не оказалось на середине кровати. Сердце заколотилось, когда он взобрался по моему телу, уперся своим твердым членом мне в лицо, а его кулаки удерживали его тело надо мной.

— Открой рот.

Святое дерьмо.

Я сделала, как он просил, мой язык умирал от желания попробовать его на вкус. Он впился в мое лицо, его движения были жесткие и беспощадные. Я застонала от его члена, заставив его застонать, когда вибрация прошла по его эрекции.

Он трахал мое лицо, не отрываясь ни на секунду. Я задыхалась, а когда это не помогло, вспомнила, что нужно дышать через нос. В нос хлынул запах мыла и мускуса его тела, пока я не опьянела от каждой его части — его вкуса, его прикосновений, его запаха и точеного живота, который напрягался каждый раз, когда он проникал в мой рот.

Я протянула руку и провела ею по мышцам его живота, мои движения были отрывистыми. С каждым толчком его бедра терлись о мои соски, и я застонала, обхватив его член. Его сперма удивила меня и хлынула мне в рот, когда он вышел из меня.

Я смотрела, как он гладит себя правой рукой и пускает струи спермы по моему лицу и груди.

Он откинулся назад и посмотрел на беспорядок, который он устроил на мне.

— Прижми свои сиськи друг к другу.

Я проглотила сперму, которую он оставил у меня во рту, и сжала груди вместе. Он смахнул сперму с моего лица пальцами, помассировал ими соски и погрузил их в ложбинку между грудями, добавив остатки своей спермы, пока вся грудь не была покрыта.

Затем он снова погладил себя, его член все еще оставался твердым, и просунул его между моими грудями. Сделав еще несколько толчков, он откинулся назад и посмотрел на меня сверху вниз.

— Теперь я трахнул все твои части, кроме одной. — Его губы растянулись в улыбке, и хотя его глаза все еще выглядели затравленными, он также выглядел сытым. — Я займусь этим позже.

О, Господи.

В ту ночь он позволил мне взять все в свои руки, и я оседлала его так, как хотела. Дразня его так, как я хотела его дразнить. И позволяла ему кончать, когда я этого хотела. Мы были липкими, потными и немного испорченными, но мы были счастливы.

В перерывах между раундами я прослеживала шрамы, оставленные отцом на его спине. Упрямые, с приподнятыми краями, которые заживали, как могли. В ту ночь я слушала из своей комнаты, как Анджело Де Лука хлестал Дамиана, не переставая. Но я уже не была тем испуганным подростком. Меня больше не прогонят из города.

И когда я засыпала, обнимая Дамиана, я знала, что все будет хорошо. Мы не были нашими родителями. Мы были лучше. Потому что Дамиан Де Лука любил меня так, как никто из тех, кого я когда-либо встречала и когда-либо встречу, не умел любить — терпеливо, сквозь время, без ограничений, без ожиданий.

И я любила его.

Те неприступные части, которые он показывал миру.

Те несдержанные части, которые он показывал мне.

И особенно — те синяки и дикость, которые он никогда не мог от меня скрыть.

ГЛАВА 36

Иногда меняются не люди. Это маска, которая спадает.

Неизвестный

ДАМИАНО ДЕ ЛУКА

Я проснулся от того, что Рената лежала у меня на груди. В комнате все еще пахло сексом, и я готов был поспорить, что если бы она проснулась, то сперма, которую я оставил на ее груди, доставила бы ей массу неудобств.

Черт.

Вчерашний день.

Тупая боль, с которой я прожил большую часть своей жизни, усилилась. Я всегда подозревал, что отец что-то сделал с моей мамой, но никогда не был уверен в этом. Как бы мне ни было хреново узнать правду, это принесло мне облегчение. В моей жизни стало на одну ложь меньше, и я почувствовал себя свободнее, чем когда-либо.

А Рената… Она снова увидела, как мне больно, и попыталась меня вылечить. Только на этот раз она стала той соломинкой, которая сломала спину верблюду, столкнув нас вместе грязными, непослушными, отчаянными способами. Не могу сказать, что я был этим недоволен, и я чертовски ценил ее.

Я как можно мягче отстранил руку и голову Рен от себя. Кровать скрипнула от моего веса, и я прошел в маленькую ванную, соединенную с ее комнатой. Я уже был голым, как в день своего рождения, поэтому зашел в душ и пустил воду. Осколки ледяного холода ударили в меня, прежде чем температура перешла в экстремальную жару.

Дверь открылась, и вошла Рен.

— Доброе утро, принцесса. — Я изучал ее под струей душа, выискивая признаки того, что я зашел слишком далеко. Капли воды запотевали на прозрачном стекле двери, но я все равно мог разглядеть ее лицо.

На ней была моя рубашка, ее голое тело все еще было выставлено напоказ, благодаря тому, что я оторвал пуговицы, когда снимал ее прошлой ночью. На ее лице застыла ленивая улыбка, когда она наблюдала за тем, как я смотрю на нее. Она была сонной и лишенной привычных для нее стенок, и я знал, что у нас все будет хорошо. По крайней мере, я надеялся, что так и будет. Прошлой ночью я выплеснул на нее все свои поганые чувства, которые испытывал с детства. Я бы не стал винить ее, если бы она захотела убежать в другую сторону.

Она зевнула и прислонилась к раковине, с удовольствием наблюдая за тем, как я принимаю душ.

— Ты собираешься объяснить вчерашнее?

В ее голосе не было злости. Не знаю, было ли это связано с ее мафиозным воспитанием или со стальным позвоночником, но то, как она восприняла вчерашнее, не