Всего лишь измена - Мари Соль

На моих лекциях всегда царит дружеская и непринуждённая обстановка. Но иногда всё же стоит осаживать всплески эмоций особо активных ребят. Вспоминаю, каким был я сам в эти годы! Молчуном и заучкой, наверное? И, сидя на парах, жалел, что учусь курсом старше. И не могу быть в одном классе… с ней.

Синицын набычившись, грозно сопит. Я, решив смерить злость, предлагаю ему:

— Итак, процесс обольщения Лили Кутеповой будет темой вашего доклада к следующей лекции. Прошу предоставить мне полный объём информации, относительно того, как вы намерены её убедить. И никаких пошлостей! Помним, что у нас не сексология, а эко-но-ми-ка.

Аудитория тут же наполняется одобрительным гулом. Всем охота взглянуть, как Синицын сумеет облечь свои мысли в научную форму. Даже мне любопытно! А он в свою очередь сильно смущён. Но не принять этот вызов не может. Иначе падёт на глазах у Кутеповой в грязь.

— Ну, вы даёте, Константин Борисович, — изумляется Лиля. Но глаза загораются ярко! Что означает, что я попал в цель.

Наш час завершается. Я выхожу в коридор. На смартфоне пропущенный от Комарова. Набираю его.

— Шумилов, приветствую! — хрюкает он, — Я тут инфу раздобыл.

— О! Отлично! — вдохновляюсь услышанным, и бросаю взгляд на часы, — У меня перерыв полчаса. Могу подъехать?

Комаров предлагает:

— Давай в «Теремок» на углу, возле нашей конторы? Мне там пельмешики нравятся.

Я приглушённо смеюсь, соглашаюсь. Спустя пять минут я уже «на коне» и качу в направлении цели. Кафе «Теремок» на углу, как и многие в городе, имеет велопарковку. Пока я, запыхавшись от быстрой езды, замыкаю колёса, с дороги к парковке съезжает большой тёмный джип. Мне на мгновение кажется, это тот самый… Но марка другая, и номер другой! Это Андрюхин Рендж Ровер. Тот выходит, как кум королю.

Подойдя, усмехается мне:

— Чё, колёса в ремонте?

— Не, я летом на велике! — беру из корзины портфель.

Комаров, покачав головой, произносит:

— Ну, ты как со школы чудил, так и продолжаешь чудить!

— Зато я в форме, — стою, грудь вперёд.

— Так и я в форме! — кивает Андрей на погоны.

Мы дружно смеёмся. В чувстве юмора ему не откажешь! И в привычке пожрать. В «Теремке» берёт сразу две порции домашних пельменей с бульоном. И просит сложить всё в одну. А я выбираю куриный бульон и котлету с гречихой.

— Короче! — вступает, когда официантка уходит, приняв наш заказ, — Узнали мы, чья это тачка.

— И чья же? — ищу зубочистку, кладу рядом с собой на салфетку её, и ещё одну — в правый карман пиджака…

— Богачёв Никита Георгиевич, бизнесмен Питерский, — излагает приятель, — Папаша его когда-то был воротилой. Так тот под собой весь наш город держал! А сын принял бизнес, правда, слегка поредевший. Казино у них отняли, пару гостиниц закрыли, и банк обанкротили, кажется. Но ресторан остался. Так что, видать, хочет булки твоей Виталины к себе под бочок!

Комаров дружелюбно снабжает свой спич громким смехом. А у меня по спине холодок.

— «ВитаМила», — поправляю его еле слышно.

— Эй! Да ты чё? Я ж шучу! — понимает по-своему мой внезапный упадок всех жизненных сил, — У него ресторан. Небось, контакты налаживал? Будет выпечку брать у твоей.

— Да, наверно, — невнятно бурчу.

— Так что ты, давай там, Отелло сворачивай, — ободряет меня Комаров, — Кукуху береги!

Я беру себя в руки. Нам приносят заказ. И я рад, что могу сконцентрировать мысли на супе, котлете и гречке. Правда, мысли никак не хотят подаваться! В них только одно. Богачёв, Богачёв…

— Ты Маринку Евсееву видел? — вставляет Андрей.

— Нет, а что? — говорю, набивая рот гречкой.

— Да её разнесло, мама не горюй! — Комаров ловит ложкой пельмешку и целиком отправляет её прямо в рот.

Я вспоминаю того персонажа из сказки «Ночь перед Рождеством». Пузатый Пасюк ел вареники, без помощи рук и приборов. А Дрюня по «складу характера» очень похож на него.

— Уж кто б говорил? — отвечаю.

— Я мужчина, мне можно, — он гладит свой круглый живот. И, незаметно для посторонних глаз, расстёгивает на пиджаке пару пуговок.

Я вспоминаю Марину Евсееву. Девочку хрупкую, словно звенящий ручей. Многие парни хотели её! А она никому не давала. Но кому-то в итоге дала, раздобрев и став женщиной? Любопытно увидеть, что делает время с другими. Я вроде такой же, как был.

— К тому же, я на вредной работе, — продолжает себя убеждать Комаров, — Вон, недавно судили персону. Мне его адвокат говорит: «Не боишься?». А я отвечаю: «А ты?». Я-то свою работу выполню, как подобает. А вот если ты подкачаешь, то тебе не сдобровать!

— Да, уж, — вздыхаю, — По лезвию бритвы гуляешь, Андрюх!

— Я даже завещание составил, как стал прокурором, — говорит он, понизив голос, — А то мало ли что!

— Да типун тебе! Все мы под Богом ходим, — смеюсь укоризненно.

— Слышь! — озаряется он, — Я чего придумал-то? Своему лоботрясу говорю: «Машину тебе подарю, если институт закончишь». Замотивировал, короче!

— Хорошее дело, — киваю, — Мотивация улучшает производительность труда.

— Хрен она чё улучшит, конечно, — вздыхает приятель, — Но я ещё погляжу! А то ведь могу подарить чё попроще. Вон, шестерёнку ему подарю! Хай гоняет!

— Тогда уж лучше велосипед, — говорю я со знанием дела.

Продолжая вести разговор, мы обедаем. Но, доев, Комаров получает звонок. Достаёт деньги, бегло прощается. Желаем удачи друг другу. И я провожаю его до двери хмурым взглядом.

Когда он уходит, то меня, как ударной волной, подминают тяжёлые мысли. Будто всё это время они ожидали внутри! Я закрываю глаза, опираюсь лицом о ладони. Богачёв? Богачёв! Богачёв. Когда он вернулся? Ведь я был уверен, что он уезжал навсегда. Я не думал о нём, не искал в соцсетях. Просто вычеркнул! Словно боялся будить задремавшее лихо. А оно пробудилось само…

— Вам плохо? — говорит надо мной чей-то тоненький голос, и рука мимолётным касанием трогает локоть.

Я выпрямляюсь. Глаза открываются. Мир вокруг не менялся. Изменился мой внутренний мир! Выходит, она была в курсе, что он снова в Питере? Она общалась с ним у меня за спиной. Возможно, она и сейчас продолжает общаться…

— Всё в порядке, спасибо, — говорю равнодушно, как робот.

Официантка, загрузив на поднос стопку грязной посуды, интересуется:

— Может быть, что-то ещё?

Я тяну носом воздух. В глазах предательски мутно, а на душе так отвратительно тошно, что жить неохота. Она соврала! Богачёв. Она виделась с ним. Богачёв! Он вернулся.

— А можно стопку водки? — бросаю решительно.

Девушка, слегка удивлённая этим заказом, немного помедлив, кивает:

— Конечно, сейчас принесу.

Уже собираясь уйти, она уточняет: