Моя Гелла - Ксюша Левина

– Книги?

– М-м, я читаю мало, и все в учебных целях. Тренировался переводить, что-то вроде челленджа.

– Животные?

– Я… люблю животных, но я не умею за ними ухаживать. Моего кота забрала Соня.

– О-о, Персик, этот пушистый чудик.

– Верно. А моего пса отец отдал в другую семью. В общем, нет, пока я не готов делать крестражи из животных.

– Друзья? Может, ты просто хороший друг?

– Паршивый.

– О, может, ты любишь что-то делать руками? Может, паять или работать с деревом?

– Не умею. Когда-то собрал две модельки самолетиков. До третьей руки не дошли.

– Да что ж такое… Дружище, так дела не делаются. Нужно найти тебе крестраж, мы этим непременно займемся. Нельзя же любить только игры в телефоне!

– А могу я быть сам себе крестражем?

– Нет, Егор, так не пойдет.

Зачем она все время делает ударение на моем имени? Как будто напоминает себе, с кем сидит в машине.

– Конечно, нельзя привязываться к вещам и все такое, но нужно куда-то отдавать части души, чтобы освобождать в себе место. Понимаешь?

– Нет.

– Ты – оболочка. Душа в тебе. – Ее рука ложится на мое плечо.

Зачем она это делает? Зачем ведет себя, будто мы уже лучшие друзья? Это сводит с ума, потому что я, Соня, Олег, незнакомка Оля-с-сайта – все у нее, кажется, в одном ряду. Как же сложно такую полюбить. Полюбить и никогда ей не обладать безраздельно.

Гелла дергается на песню «Проститься», но все-таки предпочитает продолжить разговор, вместо того чтобы начать опять петь.

– Душа должна постоянно обновляться, как вода в речке. Что-то утекает… приходит новое. Ты никогда не будешь пустым. Я отдаю душу песням, а потом она возвращается обновленной с новыми. И я постоянно новая, понимаешь?

– Что же… у всех должно быть хобби?

– У всех должно быть что-то кроме себя, чтобы любить.

– А кто-то?

– Нельзя отдавать душу другим. У них же есть своя. Ты все перепутал.

Гелла возвращается на свою позицию для прослушивания музыки и притворяется Ферги, открывая рот под слова песни. Я смеюсь, она подмигивает и делает вид, что мы группа, но я, увы, не знаю текста.

– «Let's get started (hah), let's get it started in here». – Ладно, эту строчку я знаю.

«Будь по-твоему, Гелла».

Глава 20

Адское пекло

Проигрыватель шипит, но это всего лишь звук, с которым иголка скользит по поверхности пластинки. Из его нутра ничего не доносится, сигналы не передаются в усилитель, а тот не доносит их до колонок. Или я неправильно все подключил. Провода, которые моя Гелла резала и паяла, предсказуемо целые, будто к ним никто и не прикасался, и от этого накатывает тоска, на борьбу с которой уходит немало сил.

«Доктор Эльза, давайте поговорим? Я осознанный человек, веду с собой диалог, не злюсь и не думаю о своей никчемности чаще трех раз в день. Как вам такое? Я почти спокойно наблюдал сегодня за тем, как Гелла и Зализанный пили кофе, и даже не вытащил ее из-за стола, чтобы увести от этого типа подальше. И нет, не потому что я тип похлеще Алеши».

Мысль, что нужно принимать выбор других людей, не вмешиваться и не делать все по-своему, немного пугает, будто, если отпустить ситуацию, все людишки в этом мире начнут делать что попало. Они разбегутся, как дети в ясельной группе, и станут колотить друг друга, бросаться игрушками, кусаться. И Гелла непременно пойдет с Зализанным в ближайшую подсобку, чтобы подарить ему девственность вместе с сердцем. Если уже не подарила. Фу! Нашла кому.

«Доктор Эльза, подскажите, я и правда должен перестать ревновать? Живые люди на это способны? Они могут смотреть, как у них из-под носа уводят тех, кого им хочется целовать, и не приходить при этом в ярость? Да ну, бросьте».

В зале все как обычно: кругом знакомая мебель, на сцене кучей свалены те же кулисы, но мне не по себе, будто стало куда холоднее. Не исключено, что это из-за поздней осени за окном и отключенного отопления. Кому нужно обогревать гигантское неиспользуемое помещение? А может, это потому, что я ревную и не нахожу себе нигде места. Даже тут.

Мне кажется, что зал жив. Он хлопает занавесками, скрипит досками под ногами и отвратительно пахнет, будто мерзкий сосед в вагоне метро. Но тут мне есть чем заняться и есть о чем подумать. Я взял привычку работать в этом зале, а не на парах, и Маргарита мною недовольна, но почему-то идет на уступки. Говорит, я талант.

«Доктор Эльза, а вы что думаете?»

Когда за спиной распахивается дверь, я не сразу оборачиваюсь. Тут так много сквозняков, а замок такой хлипкий, с тех пор как я выбил дверь ногой, что подобное не редкость. Но приближающиеся шаги – это уже интересно.

– Ты? – Ее голос заставляет замереть, но не обернуться.

Я просто застываю с пластинкой в руках и, к сожалению, чувствую волну облегчения. «Это она, но она – это кто? Гелла из зала или Гелла из внешнего мира?»

Гелле нечего тут делать. Этого просто не может быть.

– Что ты тут делаешь?

Мои пальцы белеют от напряжения, и пластинка слегка выгибается. Еще немного, и получится вазочка под цветы, какие мастерили своими руками, чтобы украсить потом подоконники в поликлиниках.

– Я… спросила Олега, и он сказал, что я могу найти тебя тут. – Ее голос густым медом растекается по помещению, укрывая и меня.

Сердце сокращается слишком быстро, давление крови в голове вызывает тошноту.

– О, проигрыватель. – Видимо, ей не требуются мои ответы. – У моих дедов такой же. И… о боже мой, тут всегда был этот рояль? У меня в музыкалке был такой. Ну почти… хотя… нет, ровно такая же древняя древность. Так прикольно. Из-за него я путаю право и лево… Я запомнила, где какая педаль, на уроке, а потом вышла к роялю во время экзамена, а он стоит у противоположной стены, и я просто… начала бить по клавишам, поклонилась и ушла. Рыдала еще неделю…

Она шуршит за моей спиной, видимо, отодвигает мешки с мусором, потом слышится стук крышки клавиатуры, скрип пуфика. Она садится за рояль.

– Итак. Выступает Петрова Гелла. Шестой класс. Романс «Я несла свою беду»![6].

Она будет петь романс в нашем зале. Пластинка лопается у меня в руках.

Пальцы Геллы уже на клавишах расстроенного рояля и выбивают из бедолаги первые