Сводные. Том 1 - Лена Харт

Он выглядит таким уверенным и невероятным. Он первый.

На трассе я замечаю тот самый зелёный байк, который видела дома у Соколовых пару дней назад. Думаю, это Артём Кондратьев.

Улыбаясь, смотрю на своего дядю, который всё ещё погружён в свою работу. Как он может не замечать этого?

Зависть парализует меня. Егор выглядит так, будто ему очень весело, но я больше не могу сдерживаться.

Быстро, прежде чем Макс успевает меня остановить, несусь по грунтовой дороге вслед за мотоциклами и бегу вверх по зелёному холму.

Оглядываясь по сторонам, проверяю, нет ли поблизости Тимура, но не замечаю его.

Присоединившись к толпе наверху, протискиваюсь между двумя людьми как раз вовремя, чтобы увидеть, как Егор мчится к финишу, лицом к лицу с Кондратьевым.

Он заводит двигатель, выскакивает на заднее колесо и мчится к финишу всего на несколько мгновений опережая всех остальных. Когда он снова приземляется на оба колеса, голос диктора гремит, раздаются аплодисменты. Вижу, как Егор пронзает кулаком в воздух.

Тихо хлопаю, моё сердце колотится слишком сильно, чтобы делать что-то ещё. Это хорошо для него.

Я немного завидую его мастерству. Мне никогда не удавалось достичь такого уровня в чём-либо.

Повернувшись, возвращаюсь к палатке, где зрители уже расходятся, а музыка вновь начинает играть.

Макс всё ещё занят работой над чем-то, что, я уверена, уже готово. Направляюсь к палатке с едой рядом с нами и беру немного начос и сыра.

Откусив небольшой кусочек, подхожу к своему дяде.

— Хочешь немного? — спрашиваю, протягивая ему начо.

Он смотрит мне в глаза, но даже не замечает, что я ему предлагаю.

— Нет, спасибо.

Наблюдаю за ним, пока макаю в сыр ещё один начос и вынимаю его.

— Он действительно хорош, — говорю я ему.

Он лишь кивает и возвращается к своей работе.

Прищуриваюсь. Макс не похож на моего отца, но что-то всё же есть.

Игнат не стал бы наблюдать за мной, потому что ему было бы всё равно. А Макс отказывается поддерживать Егора. Почему?

Подойдя ближе, собираюсь поставить еду и вернуться к раздаче наклеек, но в нашу сторону направляется толпа людей, окружая Егора. Смотрю, как он снимает рубашку и бросает её на наш стол, одаривая меня дерзкой улыбкой и забирая мои начо. Он берёт немного сыра, наносит его мне на нос, а затем облизывает его, пока я рычу.

— Егор, — упрекаю я, извиваясь, но он лишь смеётся.

— Я собирался поздравить тебя, — говорит он.

Неважно. Вытираю сыр и его слюну с носа.

Украв мои начо, он подходит к отцу.

— Знаешь, я могу принести гораздо больше пользы Соколов Экстриму, если меня покажут по телевизору, — говорит он.

— Да, и что потом? — Макс пристально смотрит на своего сына. — Как ты думаешь, что ты будешь делать после того, как твои пятнадцать минут славы истекут, или если из-за травмы отправишься домой в инвалидной коляске?

Егор усмехается и качает головой.

— Ты вообще смотрел? — говорит он. — Я выиграл! Я победил их всех. У меня всё хорошо. Мне это нравится.

— Гонки по мотокроссу… — начинает Макс, но Егор ехидно заканчивает за него:

— Это не карьера. А держать нас прикованными к вершине — это не жизнь. Тебе следует об этом подумать.

Он разворачивается, протягивая мне мои начос, и снова уходит, обняв талию какой-то девушки. Они исчезают в толпе.

Осмеливаюсь взглянуть на Макса и замечаю, как его челюсть напрягается, когда он с силой дёргает торцевой ключ против часовой стрелки, словно затягивая рот своего ребёнка, а не болт.

Вот и всё.

Нетрудно понять, что Макс любит и ценит жизнь на его условиях, вдали от ужасов нашей семьи.

Но Егор жаждет чего-то другого. Он не ленив, небрежен или скучен. Он несчастен.

Ставя поднос, подхожу и опираюсь на стол, за которым работает Макс.

— Он прав? — спрашиваю я, слыша, как мужчина по громкоговорителю объявляет о новой гонке. — Ты прячешься здесь?

Он бросает на меня взгляд, затем встаёт и, обойдя машину, начинает возиться с чем-то.

— Опусти рубашку, — ворчит он.

Пытаясь сдержать улыбку, поднимаю бровь.

Он бросает инструмент и, наклонившись к столу, вздыхает.

— Проклятые дети… — качает он головой, глядя на меня с грустью в глазах.

Возможно, он не хочет, чтобы Егору было так больно, но если Макс что-то и знает, так это то, что наши родители не всегда знают, что лучше для нас. Я имею в виду, кто сказал, что Лиза была бы для него долго и счастливо?

Но он всё равно сбежал бы с ней, потому что мы хотим того, чего хотим. Егор сделает то же самое.

— Эй, — говорит кто-то.

Поворачиваюсь, чтобы увидеть, как Лия Григорьева входит в палатку, засунув руки в карманы джинсов и глядя на меня.

Я всё ещё в замешательстве. Ни одна из наших встреч не была особо приятной. Чего она хочет?

Мой дядя уходит, чтобы поискать что-то в кузове грузовика, а я снова смотрю на Лию, в её носу уже нет никаких признаков того, что сегодня из него текла кровь.

— Привет, — наконец отвечаю я.

Она протягивает руку.

— Лия.

Мы пожимаем друг другу руки.

— Алиса, — представляюсь я, понимая, что нас не представили должным образом.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, указывая на её нос, но она лишь выдыхает смех.

— Я единственная, кто причиняет мне боль, — говорит она.

Отпускаю её руку, не понимая, что это значит.

Оглядываюсь через плечо. Макс открывает дверь грузовика и ищет что-то в бардачке.

— Итак, ты хочешь потанцевать? — спрашивает она.

Резко поворачиваюсь, глядя на неё.

Что?

Люди собираются вокруг костра, песня льётся из больших динамиков, установленных на кузовах грузовиков, которые окружают стоянку. Однако песня медленная, все находятся близко друг к другу.

Качаю головой.

— Нет.

Но она всё равно хватает меня за руку и тянет к костру. Спотыкаюсь, стараясь не отставать, пытаюсь вырваться из её хватки.

— Эй, стой, — говорю я.

Я не очень хорошо танцую.

Она поворачивается, хватает меня за талию и притягивает к себе. Я пытаюсь оттолкнуть её, но она слишком быстрая. Она хватает меня за узел на моей рубашке и резко дёргает на себя, моя шея едва не получает травму.

Скалю зубы, чувствуя, как мой живот трётся о её живот.

— Всё нормально, — ухмыляется она мне. — Я знаю, что ты натурал.

Она начинает двигаться, покачивая бёдрами и слегка прижимаясь ко мне. Моё сердце готово выпрыгнуть из груди, когда я пытаюсь переставить ноги, чтобы не упасть.