Два плюс два или строптивая любовь майора Белова - Алекс Коваль

– Что мы сейчас похожи на припозднившихся подростков, которых не волнует ничто, кроме собственных чувств и того, как бы не попасться родителям, пока будут на прощание целоваться у дома.

– Определенно. Но реальность такова, что нам уже немного за тридцать. Ладно, кому-то из нас уже много… – Я посмеиваюсь. – И перед тем, как вызвать такси, я надеюсь на что-то большее, чем просто поцелуй.

– Вот все бы тебе опошлить!

Белов смеется. Притягивает меня к себе за плечи, обнимая:

– Ладно, ты права. Встреться мы лет восемнадцать назад, вероятно, так оно и было бы. Такой ответ тебя устроит?

– Восемнадцать лет назад тебе было уже двадцать один, и ты вряд ли обратил бы внимание на пятнадцатилетнюю пигалицу.

– Вот как знал, что не надо было тебе озвучивать свой возраст!

– Да и вряд ли бы мы встретились, – пожимаю я плечами. – Только если где-то в параллельной вселенной.

– Почему это?

– Думаю, мы с тобой из сильно разных социальных слоев, Белов. Мое детство было сложным. Контингент вокруг был не самый лицеприятный. А взросление было… разным, но точно не романтичным.

– Совсем-совсем неромантичным?

– Совсем-совсем.

– Как это? А первый поцелуй? Первые зарождающиеся чувства к какому-нибудь местному хулигану? Побег из дома посреди ночи, чтобы с тем самым хулиганом навернуть кружок по городу на байке? Вы же, девчонки, так это любите.

– Первый поцелуй мне не понравился, – хмыкаю я. – Он случился на какой-то вечеринке, с парнем, совершенно не умеющим целоваться. Впечатления: сплошные слюни и мешающий нос. А еще от него так противно пахло… бр-р-р!

Белов хохочет.

– Допустим, но первая влюбленность?

– Точно не в хулигана. В хулиганов я не влюблялась. Сама была хулиганкой.

– О, охотно верю…

– И вообще, кажется, я никогда по-настоящему не влюблялась. Так, чтобы потерять голову и ни о чем не думать. Как это? Не представляю. Даже первый секс у меня случился просто, потому что «надо». Все девчонки в моей группе уже давно перешагнули через эту черту взросления, и мне было стремно в девятнадцать по-прежнему оставаться девственницей. Сейчас понимаю, как это было глупо! Но тогда мозгов было не много. Я соблазнила парня на пару курсов старше и переспала с ним на студенческой вечеринке. На следующее утро ясно дала понять бедняге, что он меня совершенно не интересует. И до самого выпуска имела славу первоклассной стервы. Как видишь – ноль романтики.

Назар ничего не говорит.

Какое-то время мы идем в полнейшей тишине.

Я не выдерживаю первая, посмеиваясь:

– Чего молчишь, майор? – переплетаю свои пальцы с его. – Впечатлен?

– Дерьмово как-то все это звучит, Жень Санна. Так быть не должно…

– Но как есть, – пожимаю я плечами. – Что поделать, если до тебя на своем пути я не встречала романтичных мужчин?

– Да не верю. Ты видела себя, Жень? Ты сногсшибательная. Бабы завидуют. Мужики шеи сворачивают. Я уверен, что у тебя никогда не было отбоя от ухажеров.

– Отбоя, может, и не было, но среди них каждый первый – альфонс, а от каждого второго мужское только половые органы. Нет, серьезно! Знаешь, как я растерялась, когда ты купил мне вату в парке? Впервые обо мне кто-то подумал… вот так. Без корысти и подтекстов. Просто потому что захотелось. Про шарик вообще молчу! Так что в каком-то смысле ты у меня первый.

– Хреново ты умеешь выбирать мужиков, – качает головой Назар.

– Даже не спорю… Но тебя-то как-то подцепила, – посмеиваюсь я.

– Это я тебя подцепил.

– Протестую!

– Напомнить, что это мне пришлось лезть ночью через твой забор, чтобы сдвинуть этот паровоз с мертвой точки? Твоя воля: до сих пор бы буквами кидались, как школота.

– Да, но! В тот вечер именно я тебе написала первая, если ты помнишь.

– Выход на связь был лишь вопросом времени.

– Ой, тебе с твоей самоуверенностью жить не тесно, майор?

Белов смеется, чмокая меня в висок.

– Главное, чтобы тебе с ней не было тесно, Жень Санна.

Мы сворачиваем на нашу с Кирей улицу. Через дорогу пулей пролетает черная кошка, теряясь в густой траве соседского участка. Я на мгновение мешкаю, сбиваясь с шага.

Не к добру это.

Но тут же себя одергиваю. Не была суеверной и нечего начинать! Кошка просто идет по своим кошачьим делам, ей до меня и моей жизни – как таракану до луны.

– А что ты имела в виду, когда сказала, что у нас с тобой разные социальные классы? – спрашивает Назар. – Что это значит?

– Я ребенок из неблагополучной семьи. Мать пила, отца в глаза не видела. Полагаю, тоже недалеко ушел. Все мое детство – сплошная битва за выживание. Одежда – обноски. Еда – все, что удавалось выпросить. Ужасно, в общем. Даже вспоминать не хочу.

– Поэтому тебя так закусило, когда я ляпнул про родителей-академиков… – крепче сжимается рука на моем плече. – Прости, Жень. Я редкостный мудак.

– Да нет. Сейчас я понимаю, что отреагировала сильно бурно. Ты не мог знать. А угадать… как тут угадаешь? Большинство детей, растущих в таких условиях, идут по стопам своих недалеких родителей.

– Но ты не пошла.

– Я вытащила себя из этой ямы. Училась всегда на отлично. Сцепив зубы, поступила в универ на бюджет. Пахала на двух-трех работах, чтобы оплачивать еду, вещи первой необходимости и место в общежитии.

– У меня просто нет слов, – слышно, что нелегко даются мои признания мужчине. – Если бы я знал, Жень…

– То что? Таких «детей» в этом мире множество. Всех не спасти. Единственный, кто может им помочь, – они сами. Чем раньше они это поймут, тем для них же лучше.

– А хоть какие-то светлые пятна в этой темной истории будут?

Я улыбаюсь.

– Ну, свет забрезжил на последних двух курсах универа. У нас была очень классная завкафедрой, которая относилась ко мне, как к дочери. Сейчас ее уже нет. Но тогда именно она помогла мне попасть по распределению на практику в сочинское архитектурное агентство. Подключила все свои связи, чтобы меня взяли. А оказавшись у моря, я поняла, что хочу жить именно здесь. Дом хочу. Я начала вкалывать еще больше. Быстро поднялась по карьерной лестнице. Наработала клиентскую базу и потихоньку взялась за раскрутку собственной фирмы. Сначала брала совсем мелкие заказы. Потом больше и больше. Пошли уже не дачные участки, а коттеджи. Потом и особняки, – я пожимаю плечами. – Было трудно? Да. Но это моя жизнь, и она сделала меня такой, какой я есть. Упрямой, стервозной, грубой временами, но…

– Чудесной?

– Полагаешь, что