Лиса для Волка - Мишель Анри

в платье?! – ахнула Катя, воинственно взмахнув кисточкой для макияжа. Ее голос прозвучал как сигнал к началу решающей битвы. В тот же миг комната превратилась в штаб по подготовке к главному событию года, где царил творческий хаос.

7:00. Алекса разбудило странное ощущение – в его спальне царила непривычная, почти звенящая тишина, словно перед бурей. На тумбочке, словно белое крыло ангела, лежала записка:

"Сегодня нам нельзя видеться до церемонии. Но знай – я уже твоя жена. Просто ты еще об этом не знаешь."

Улыбка медленно тронула его губы, когда пальцы скользнули по знакомому, любимому почерку. Он потянулся к телефону – экран пестрел десятками сообщений от друзей, готовых к "последнему холостяцкому завтраку". Каждое новое уведомление заставляло сердце биться чаще – сегодня все было особенным, даже обычные смс казались наполненными предчувствием счастья.

9:00. Визажист в отчаянии боролась с упрямой прядью Васи, которая упорно отказывалась сливаться с безупречным каскадом прически.

— Может, оставим так? – с надеждой предложила Вася, поймав в зеркале мимолетное отражение. – Пусть хоть что-то будет немного несовершенным.

В ее глазах мелькнула та самая озорная искорка, которая когда-то покорила Алекса, и от которой до сих пор замирало сердце.

11:30. Алекс, словно зачарованный, стоял перед зеркалом, в десятый раз поправляя непокорный галстук. Его пальцы дрожали, отказываясь выполнять простейшие движения, будто у них была своя воля.

Макс, с понимающей усмешкой, похлопал его по плечу:

— Не волнуйся, ты выглядишь просто великолепно… для человека, который вот-вот подпишет себе смертный приговор.

Шутка прозвучала вовремя – напряжение начало понемногу спадать, словно воздушный шарик, из которого выпустили немного воздуха.

13:00. В гардеробной у Васи разразилась настоящая буря эмоций. Букет, казалось, кричал о своей несовместимости с изящными туфельками цвета слоновой кости, словно они были из разных опер.

— Но мы же выбирали его вместе! – голос ее дрожал, как осенний лист на ветру, а в глазах стояли слезы обиды и разочарования.

Катя, всегда практичная, протянула кружевную салфетку:

— Ты сейчас расплачешь всю тушь, и придется все переделывать.

Простое замечание вернуло Васе самообладание, как холодный душ в жаркий день.

14:30. Лимузин, словно огромный белый кит, застрял в океане московских пробок, превратившихся в вязкое болото. Вася, словно загнанный зверь в клетке, била каблуком по полу, отсчитывая секунды уходящего времени, словно они были последними в ее жизни.

— Мы опоздаем на собственную свадьбу! – ее нервы были натянуты как струна, готовая вот-вот лопнуть. Но подруги уже знали, как успокоить невесту – бокал шампанского, как эликсир спокойствия, и шутки о будущей семейной жизни сделали свое дело.

14:55. Алекс стоял у алтаря, нервно переминаясь с ноги на ногу, словно танцор перед сложным па. Его ладони были влажными, а в горле стоял ком волнения, мешающий дышать. В этот момент распахнулись двери, впуская в зал потоки золотистого света, словно небеса разверзлись.

И мир замер, а время остановилось.

Глава 47

Она шла к нему не безупречной фарфоровой куклой с обложки, а живой, настоящей. Солнечный луч, пронзив витражный узор, коснулся ее лица, высвечивая россыпь веснушек – тех самых, что он так любил усыпать поцелуями. Упрямая прядь, вырвавшись из плена прически, золотистой змейкой танцевала в такт ее шагам. Губы, помнившие утренний след его помады на щеке, трепетали. А в глазах, распахнутых широко, как в день их первой встречи, плескался океан чувств: волнение, нежность, безудержная радость, и те самые "слезы счастья", о которых так слащаво пишут в романах, но которые, оказывается, существуют на самом деле.

– Ну что, господин Дэвис, – прошептала она, замирая напротив. Голос ее дрожал, словно хрустальный колокольчик, задетый ветром. – Готовы услышать приговор?

Он взял ее руки – теплые, трепетные, словно пойманные птицы. Вспомнил, как эти пальцы вчера лихорадочно перебирали свадебные заметки, а сегодня утром оставили ему ту самую записку-признание. Его большие ладони бережно укрыли ее миниатюрные кисти.

– Это не приговор, – ответил он, и его баритон, обычно такой уверенный, слегка дрогнул, как натянутая струна. – Это – помилование. Это – начало вечности, которая последует за словом "да".

Клятвы рождались из сердца, без единой бумажки, спонтанно, прерываясь от волнения, смеясь сквозь слезы.

– Обещаю… – Вася запнулась, комок подкатил к горлу, перекрывая дыхание. – Обещаю оставлять тебе смешные записки на холодильнике, даже когда мы будем старыми и седыми. И… – она всхлипнула, – и всегда целовать тебя по утрам, даже если буду смертельно опаздывать на работу.

Алекс провел большим пальцем по ее ладони, словно стирая невидимые чернила сомнений.

– А я обещаю… – он на мгновение задумался, тонул в глубине ее глаз, – …всегда находить твои потерянные сережки под кроватью. И быть тем самым плечом, в которое ты сможешь плакать над самыми глупыми мелодрамами.

Когда они обменялись кольцами, металл был согрет теплом их тел и надежд. Хрустальный перезвон бокалов коснулся сердец, и кто-то не выдержал, восторженно выкрикнув: "Горько!" – растягивая "о" так, что эхо гулко отразилось от стен зала.

И тогда все взорвалось бурей: овациями, смехом, звоном хрусталя. Гости повскакивали со своих мест, осыпая их дождем из лепестков роз, которые запутывались в волосах Васи, цеплялись за лацканы пиджака Алекса.

А где-то в тени всеобщего ликования, словно молчаливый страж, возвышался величественный шестиярусный торт. Шоколадная глазурь стекала томными бархатными волнами, а между ярусами прятались тонкие нити карамели – точь-в-точь как в том их первом совместном десерте, приготовленном в дождливую субботу два года назад.

Как и было обещано.

И когда настал миг разрезать торт, Алекс не сдержался – он украдкой провел пальцем по шоколадному бортику и оставил сладкий поцелуй на кончике носа Васи.

– Это месть за утренние пытки будильником! – рассмеялся он, а она в ответ игриво обмазала его щеку кремом,