Интермеццо Лина - Рита Трофимова

— Мир. — Просияв, Лина доверчиво вложила свою ладошку в Юлькину.

Глава 26

Наутро Эла и Лина отправились навещать маму Марту в больницу. Дядя Эдик, как обычно, подвозил их до места назначения. Эла в лёгком воздушном платьице и с высоким, забранным наверх, хвостом выглядела юно и легкомысленно. Образ вчерашней школьницы подчёркивал безупречный макияж пастельных тонов. Единственной «кричащей деталью», выбивающейся из общего стиля, были яркие, подведённые чёрной тушью глаза. Непринуждённая беседа завязалась между друзьями детства почти что сразу, как только они тронулись в путь.

Лина разглядывала своё отражение в лобовом зеркале и улыбалась. С утра, во избежание проблем с мамой Мартой, Эла заплела по всей её голове тонкие косички, скрыв следы преступления. «Хохолок Овсянки» был безжалостно вплетён в косы. Афрокосички — именно так назвала эти причудливые пёстрые «шнурки» Эла. Девочка налюбоваться не могла своим новым имиджем, настроение было превосходным. Она с удовольствием слушала Элину болтовню, сестрица-мать увлечённо рассказывала истории из детства и юности.

— Ты даже представить не можешь, Эдичка, какие страсти творились за твоей спиной, — еле сдерживая смех, говорила Эла. Лицо её разрумянилось, ресницы подрагивали. — Я всегда была зачинщицей, несмотря на то что младше Светочки. Помнишь ту белую футболку с Че Геварой? Признаюсь, это моих рук дело, это я разрисовала её разноцветными фломастерами…

— Ещё бы не помнить, мне её друг с Кубы привёз, досталось тогда Светланке, — смеялся дядя Эдик, — она, выходит, за тебя отдувалась? Вот только объясни мне, Эла, зачем?

Девушка кокетливо заправила за ухо выбившийся локон и сделала вид, что внезапно заинтересовалась пролетающими за окном красочными видами.

Наблюдательная Лина замечала, как сияет в присутствии Эдуарда сестрица-мать и как подолгу задерживает взгляд на мужчине. Эла обладала незаурядным даром рассказчика. Её ироничная манера общения могла развеселить любого. Очаровательная улыбка не сходила с лица, глаза казались ярче, будто из их глубины проливался какой-то особенный ласковый свет. Словом, Эла цвела рядом с другом детства и Лина всё чаще задумывалась — «что бы это могло быть?» Кажется, и дядя Эдик подпал под влияние Элы. В начале пути он был скован и молчалив, но потом в нём что-то менялось. Он будто сбрасывал оцепенение и оживал, в открытую смеясь над шутками Элы, а взгляд тянулся к прекрасной спутнице.

Воспоминания о детских проказах и раскрытие давних тайн искренне забавляли обоих. Лина с трепетом внимала каждому слову сестрицы-матери, слушая истории о том, как та украдкой таскала человеческие кости из холщового мешка дяди Эдика. Позвонки, лопатка, грудина и человеческий череп — вот было богатство студента-медика, досконально изучающего анатомию на первых курсах университета.

Юноша частенько пополнял запасы инвентаря на старом сельском кладбище. Однажды, не досчитавшись косточек, он вставил лампочку внутрь черепа и тот внезапно засверкал адским огнём, осветив глазницы и челюсти, насмерть напугав непоседливых девчонок — Элу и Светочку, младшую дочь Полянских. Мужчина искренне потешался, дополняя рассказ Элы недостающими подробностями, и девушка заразительно смеялась.

— А ещё, благодаря тебе, Эдик, я полюбила Scorpions и Smokie, а уж Hotel California — моя пожизненная любовь, помню, как ты наигрывал эту песню на гитаре, как же это было красиво.

И Эла напела на английском слова песни:

— 'There she stood in the doorway

I heard the mission bell

And I was thinking to myself…'

Как сейчас помню тебя, сидящего на крылечке с гитарой в руках, струнные переборы и волнующий голос в прохладе ночного сада… романтично и незабываемо, — прошептала Эла и прикрыла глаза, будто мысленно вернулась в те времена.

Мужчина задумчиво молчал, внезапно став серьёзным, а на лице его промелькнула странная эмоция, скорее, любопытство и на какие-то доли секунды — замешательство.

— Да, юность, канувшая в лету… хорошо там было, беззаботно, — сказал наконец дядя Эдик, глубоко вздохнув.

В машине повисла тишина, и в это мгновение Лине показалось, что между Элой и дядей Эдиком словно протянулась незримая нить, связавшая их.

Однако момент духовного единения прервал внезапный звонок сотового. Мужчина немедля ответил и тут же изменился в лице. Из трубки доносилась громкая отрывистая речь, кажется, в клинике возникли проблемы с больными.

— Форс-мажор, — сказал он Эле, когда закончил недолгий разговор, — сегодня мне нужно остаться в больнице, я не вернусь на дачу, а стало быть, и вас с Линой не смогу отвезти обратно.

— О, тогда мы с Линочкой переночуем в квартире, а завтра…

— Эла, я хотел попросить тебя. Не оставляй Марину одну, прошу, вернитесь с Линой на дачу, электрички ходят каждые полчаса, в принципе, добраться не проблема.

Эла немного помолчала.

— Ну, хорошо, Эдик, мы вернёмся, так и быть.

* * *

Когда Эла и Лина вошли в дом Полянских, тётя Марина перебирала ноты на столе гостиной. Женщина выглядела расстроенной, её покрасневшие глаза выдавали недавние слёзы. Она подняла рассеянный взгляд на гостей и натянуто улыбнулась.

— А разве в-вы не… — пробормотала женщина и, тут же расправив плечи, облегчённо вздохнула, — я думала, что вы остались в городе.

— Вообще-то хотели… — снисходительно ответила Эла, намеренно не замечая перемен в женщине, — но Эдик просил вернуться, присмотреть за тобой.

— Ах, не стоило, мне неудобно даже, да и что со мной может случиться?

Тётя Марина отложила ноты и направилась к гостям.

— Ну уж нет, обратно мы не поедем, — с сарказмом ответила Эла. Интонации её голоса заметно отличались от тех, что звучали при муже тёти Марины. — Как представлю, что придётся трястись в этой грязной электричке, в окружении полнейшего неадеквата…

— Это так неожиданно, я рада, что вы вернулись, значит, будем пить чай и общаться. — Женщина неторопливо направилась на кухню ставить чайник.

Разговор не складывался. Тётя Марина немного нервничала и бросала настороженные взгляды в сторону Элы, которая, впрочем, чувствовала себя намного свободнее. Она прохаживалась вдоль стеллажей и с интересом изучала убранство гостиной — статуэтки, картинки и прочие причудливые вещицы.

— Какая прелесть, — протянула Эла, покручивая в руках фигурки чертят различной величины и формы, — да у вас тут целый музей!

— О, да, когда мы были в Каунасе, Эдик накупил целую коллекцию этих бестий. Музей чертей его впечатлил. — Тётя Марина оживилась и, кажется, в ней проснулся былой задор. — Держать это дома — плохая примета, но Эдик не верит во всю