Одно небо над нами - Марта Заозерная

мои кивки размеренные рассказывает, что и как лучше сделать. Затем хлопает себя по коленям, говорит, что я и так больше него понимаю, как будет оптимальнее, и уходит.

С Лёшей схожий процесс.

– Я думала, он тебе понравился. Вы так мило с ним болтали вечером, – как бы невзначай говорю. Внутри же посмеиваюсь. Олег всегда держит лицо, Лёше же это не надо, поэтому натянутое отношение он не пытается скрывать.

– Весьма. Но тебе тем не менее, теперь так.

– И суток не прошло с тех пор, как мы с тобой вектор общения сменили, – да уж, суток. Часов.

– Это не имеет значения, – произносит Лёша серьёзно.

И как я сама не догадалась.

Посреди ночи просыпаюсь от того, что меня потряхивает, да так основательно – картинка перед глазами плывет. Лёши рядом не оказывается. В другой ситуации меня бы это, как минимум, заинтересовало. Сейчас же… я просто в одеяло, как в кокон, заматываюсь. Спустя некоторое время он возвращается. Волосы влажные, пахнет моим гелем для душа.

– Если не сложно, возьми в гардеробной ещё одно одеяло. Первый пролет слева, нижняя полка.

Он идёт, на ходу комментируя.

– Решила под разными спать?

– Необязательно. Мне стало холодно.

Вернувшись, он касается моего лба ладонью, затем губами.

– Всё в порядке, – шепчу.

Раскинув поверх второе одеяло, он со спины обнимает меня прямо в коконе, к себе прижимает, намертво.

– У тебя маленькая кровать. Короткая, – сообщает мне.

– Сто восемьдесят на двести. Просто кто-то слишком высокий.

Глава 39

Агата

Эстетика правит миром.

Моим, однозначно, она. Именно поэтому сейчас, сидя в машине у Жени, друга Стёпы, я стараюсь не плакать. Трудно, приходится усилия неимоверные прикладывать. Как часто говорят в балете: «Следи за лицом». Больно, неприятно, обидно, следи всё равно. Я слежу.

Получается, скорее всего. Стараюсь даже шутить.

– Агатка, Русских тебя совсем задолбал? Бледная вся, – Женя переводит взгляд на меня, а я мысленно прошу его смотреть не на меня, а на дорогу.

– Бледность профессиональная, Жень. Мы же мышьяк нюхаем, чтобы кожа светлой была.

После моих слов Женя дёргается, снова смотрит на меня, теперь распахнутыми от шока глазами. Отмечаю про себя, что Стёпа мои шутки сразу улавливает. А ещё с Олей мне изменяет. Лучше уж шутки не понимать.

От одной мысли, что он сейчас с ней, давление на черепную коробку усиливается.

Кладу руку на живот, пока ещё плоский. Обещают, что скоро расти начнет.

Моё солнышко маленькое, мы с тобой справимся. Обязательно. Даже не сомневайся, крошка моя.

Достаю из сумочки влажные салфетки и мандаринку. Когда тошнит, они помогают. Чищу, подношу дольку ко рту, Женя со смешком уточняет:

– Угостишь?

– Самой мало, – запихиваю в рот чуть ли не половину сразу. Активно жую.

Он в это время в голос хохочет.

Вообще-то, у меня их много с собой. Когда мы со Стёпой по вечерам по городу катаемся, я отвечаю за музыкальный репертуар и провизию. Стёпа от дороги не отвлекается. Я чищу мандаринки и даю ему. Дольку. Строго одну. Чтобы чаще его можно было касаться.

– Стёпыч над тобой так трусится. Я думал, что же в ней такого особенного? А ты жадина, оказывается, – подначивает меня, но я не ведусь.

Достаю ещё одну и проделываю ту же манипуляцию.

Всегда буду благодарна маме за то, что она вложила в мою голову одну очень важную установку: если чего-то не хочешь делать – не делай, как бы не заставляли, как бы не уговаривали.

Слова Жени, его улюлюканья на меня не производят никакого впечатления. Да, он мне помог. Предложил подвезти. Я его не просила, ничего не должна за это. Если он иначе считает, пусть друг его ему отдает вознаграждение.

Женя резко скорость сбрасывает, тихо себе под нос матерясь. Поднимаю глаза на дорогу и понимаю причину – Стёпа. Он вклинивается в наш ряд, прямо перед нами, и начинает скорость сбрасывать, давая понять, что надо останавливаться.

За долю секунды, как только его водительская дверь открывается, я понимаю – он зверски, кошмарно, до крайности зол. Не обращая внимания на поток сигналящих машин, он идёт к пассажирской двери, к той, где я сижу, жестом Жене показывает, чтобы двери разблокировал. Дьявольщину в его взгляде вижу не только я, поэтому защита тут же щелкает.

– Пересаживайся, – произносит, как только дверь распахивает, руку мне протягивает. Сижу, не двинувшись с места. – Агата, прытче, – подгоняет меня. Чувствую, как ему сдерживаться приходится. Но мне тоже!!!

– Стёпыч, не хочет она. Оценила, что я водитель получше тебя. Довезу принцессу твою, не переживай, – Женька старается говорить весело и беззаботно, но я чувствую, даётся с трудом.

– В травму ты себя сейчас повезешь, если рот не закроешь и чушь не перестанешь нести. Агата, пересядь. Мы с тобой опаздываем уже, —обращается ко мне, попутно за локоть обхватывает и задает вектор движения. Хватка ощутима. – С тобой, Жек, мы попозже поговорим. Раз ты с первого раза не понял.

Чего он с первого раза не понял, я не уточняю. Иду, не оглядываясь. Сажусь, дверь закрывается – меня накрывает.

– С чего ты взял, что указывать мне можешь?

Стёпа глазами мне сначала в живот впивается, затем в глаза. Ухмылка на его лице дебильная, мол, ты сама угадай.

– Я не хочу, чтобы ты со мной на УЗИ был. Видеть тебя не хочу! Не хочу! Вечером к маме поеду, – кричу, не фальцетом, конечно, но дюже пискляво выходит.

– Агат, что происходит? Опять по дому прыгала? Головой ударилась что ли? Мы у тебя живём, если ты хочешь, чтоб я съехал, так и скажи, но Елену Александровну, может, стоит в покое оставить? У неё ведь и своя жизнь есть. Личная. Она у тебя ещё молодая.

Почти всё сказанное им мимо меня проходит. От