Через бурные волны - Вал И. Лейн

В глазах Серены появились смешинки, когда она кивнула.

— Да, маленькая сирена. Я могу принимать любой облик, какой пожелаю. Но мой хвост немного отличается от твоего. Он довольно эффектный, поэтому я обычно приберегаю его только для особых случаев. — Она подмигнула мне. Мне было интересно, что именно это должно было означать, но в данный момент изучение русалочьей анатомии Серены не было для меня главным приоритетом. Главным был Майло.

— Хорошо, как мы можем использовать эту штуку, чтобы вытащить Майло из прошлого? — спросил Беллами, опуская палец в прозрачную серебряную лужицу. Она покрылась рябью, но не была похожа на жидкость. По текстуре она больше напоминала расплавленный металл. — Я так понимаю, этот фонтан не для питья? — Я посмотрела на воду, стекающую со скалы, и вспомнила о фонтане, который привлек внимание молодежных туристов в Сент-Огастине, где люди платили за бумажный стаканчик и пили воду из какого-то старого фонтанчика. В этом, конечно, не было ничего привлекательного. Тут же было настоящее дело.

— Нет, — сказала Серена, опускаясь на колени и касаясь воды кончиками пальцев. — Это дверь в вечность. И твой Майло уже вошел туда, как и многие другие души до него. Он там заперт какое-то время.

— Какое-то время? — Я бросилась вперед. — Как нам его вывести?

— Используй свой голос. Свою песню сирены. Если он действительно привязан к твоему сердцу, он услышит тебя даже сквозь время.

Тяжесть упала мне на грудь, как молот. Я теребила чешуйку сирены, которую носила на запястье.

— Моя песня… — Я поперхнулась. — Я отдала ее Бастиану по договору.

Серена нахмурила брови и поджала губы.

— Ты что? Песня сирены — самое ценное, что у тебя есть. Как ты могла подумать, что это хорошая идея?

— Знаю, знаю, — я посмотрела вниз, чешуйка на запястье слабо светилась. — Странно. Это происходит только тогда, когда я использую песню. — Я замолчала, когда последнее слово слетело с губ. Возможно, я каким-то образом обрела песню того, как мы не выполнили условия сделки.

Я не стала ждать, чтобы спросить. В моем горле зародился гул надежды. Я собиралась попробовать.

Чешуйки на браслете засияли ярче, и моя песня стала громче. Теперь мне было ясно, что по какой-то причине моя песня вернулась. Я не знала почему. Не понимала как. Но мне было все равно.

Я стояла перед порталом с водой. С молчаливой мольбой о том, чтобы это сработало, я начала петь, навязчивая мелодия тянулась ко мне, как протянутая рука. Я спела второй куплет песни, которая связывала нас с самого начала. Той, которая показалась мне наиболее подходящей.

— Затерянный в море

Ты мечтаешь обо мне?

По зову волн

Я слышу тебя и ищу

Пока блуждающее море

Не вернет тебя ко мне.

Когда ничего не произошло, я посмотрела на Серену, которая ободряющим жестом и кивком головы призвала меня продолжать. Я снова запела, и моя ария заполнила пустую пещеру. И когда это не сработало, я запела снова, теряя надежду, но стараясь помнить, что Майло будет пробиваться сквозь вечность. Понятия не имела, сколько времени это может занять. Так что я буду петь вечно, если придется, потому что если остановлюсь слишком рано, то потеряю его в бездне.

Когда минуты превратились в час, я почувствовала, что устала, и беспокойство окутало мысли. Я не могла потерять его. Не после всего этого. Я бросилась вперед, опустилась на колени и наклонилась к порталу. Я услышала, как Серена и Беллами ахнули, когда они схватили меня за руки, чтобы удержать, но они не смогли остановить меня полностью. Я протиснула плечи сквозь водный портал, напевая изо всех сил, что еще оставались во мне. Здесь, внутри, было пусто. Пустота, сотканная из чего-то похожего на звездный свет. Не было ни конца, ни начала, и чем дольше я смотрела на это, тем хуже мне становилось. Но я закрыла глаза и запела, а Беллами и Серена удерживали меня, чтобы я не поддалась полностью.

Я пела и пела, сколько бы я ни пела… я уже не могла сказать точно. Даже когда пела волшебную песню, мне казалось, что легкие вот-вот откажут. Голосовые связки болели с каждой нотой, слетавшей с губ. Но я продолжала петь. И вот, наконец, услышала голос, отдающийся слабым эхом где-то вдалеке. И этот голос отчаянно звал меня по имени.

30. «Левиафан»

Майло

Мы плыли вперед, утреннее солнце светило нам в спину. Еще несколько месяцев, проведенных в море, сказались на моих людях и на мне самом. Они начали жаловаться и поняли, что я добиваюсь чего-то большего, чем то, что я им говорил.

Я не спал несколько дней, по ночам изучал звезды и вычислял логический путь к Фонтану. Я не был уверен, что именно ищу, но какая-то надежда вселяла в меня уверенность, что я узнаю, когда найду это. Но что-то подсказывало мне, что мы близки к цели. Возможно, это была странная песня сирен, которая звучала у меня в голове с тех пор, как мы покинули остров, отдаваясь слабым эхом, словно она вела меня вперед. Я никому об этом не рассказывал, даже Кларе, но что-то во мне подсказывало, что именно она вела меня все эти недели.

— Скажи мне, капитан. — Клара смотрела на стайку дельфинов, мчавшихся рядом с нами, в то время как «Сокол» с легкостью рассекал гладкие воды. — Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы просто бросить эту погоню за призраками и провести здесь время с пользой? Я знаю, ты любишь ее, но ты так много приобрел здесь. Ты никогда не думал, что, может быть… может быть, это просто судьба.

— И, несмотря на то, как это может выглядеть, я ничего здесь не приобрел.

Клара оперлась локтем о борт корабля.

— Да ладно. Знаю, ты любишь ее, но ты когда-нибудь думал, может быть… может быть, ты здесь и становишься таким могущественным капитаном… может быть, это просто судьба.

— Когда-то я тоже так думал. Когда-то я верил, что наши судьбы предопределены. Неизменны. Но теперь это не так. Теперь я думаю, что человек может выбрать свою судьбу и даже изменить ее, если захочет.

— Именно так, Харрингтон. — Ухмылка Клары сменилась выражением более серьезным, чем я когда-либо видел в ее глазах. — И именно поэтому я спрашиваю тебя… ты уверен, что выбрал свою?

Я оторвал взгляд от воды и посмотрел на ботинки. Она знала. Она видела меня насквозь. Последние несколько недель я ломался. Я все еще ненавидел