Жестокий мучитель - Бьянка Коул

хулигана, но я знаю, что не могу рисковать тем, что нас найдет дедушка. Отец всегда предупреждал нас о вражде между ними и о том, как тот был в ярости, когда он забрал нашу маму. Это была довольно странная история несчастных влюбленных, в которой они превратились из врагов в родственные души.

— Прекрасно, — выдавливаю я из себя.

— Пароль, — требует он.

Я пристально смотрю на него, прежде чем назвать пароль, который является датой моего рождения.

— Восемь, двенадцать, ноль, три.

Его бровь приподнимается.

— День рождения?

Я пожимаю плечами.

— Возможно.

Он наклоняет голову, вводя код.

— Тогда, по крайней мере, я знаю, что ты легальна. — Его глаза сужаются. — Восемнадцатилетняя и созревшая для траха.

Я морщу нос от отвращения.

— Ты — свинья.

Что, черт возьми, он ищет?

Он смеется, прокручивая мой телефон, заставляя меня нервничать. А затем выражение его лица становится смертельным, когда ухмылка исчезает.

— Кто такой Дариан? — спрашивает Элиас, впиваясь в меня глазами.

У меня сводит живот, когда он просматривает мои сообщения. Дариан — парень, с которым я познакомилась летом, и мы встречаемся.

— Друг, — лгу я.

Его глаза сужаются.

— Он кажется мне слишком дружелюбным. Ты больше не будешь писать ему. — Он возвращает мне телефон. — Я удалил и заблокировал его номер.

— Что за черт?

Он бросается вперед, обхватывая пальцами мое горло.

— Ты, похоже, не понимаешь, какую власть я над тобой имею, Гурин. Ты не разговариваешь ни с кем из парней, кроме меня. Там мой номер, и у меня есть твой. Я буду следить за каждым твоим гребаным шагом в этом году, и одно неверное движение приведет твоего брата в серьезное дерьмо.

Дверь в класс открывается, и профессор Ниткин прочищает горло.

— Руки прочь от нее, Моралес, — говорит он, его голос настолько смертоносен, что мой обидчик бледнеет.

Он отпускает меня и отворачивается, шепча.

— Я наблюдаю.

Он выходит из класса, оставляя меня с Ниткиным, который пристально смотрит на меня.

— У меня через две минуты начинается урок. Вон. — рявкает он.

Я киваю, хватаю сумку и спешу мимо него в коридор. Мои надежды на то, что этот год будет легким, рухнули еще до его начала. Обещание сбежать от своего мучителя кажется таким далеким, поскольку он собирается превратить мою жизнь в сущий ад, усиливая темную ненависть, которую я к нему питаю.

У меня нет выбора, кроме как сделать так, как он говорит, поскольку я не собираюсь рисковать благополучием своей семьи. Надеюсь, один год будет не слишком тяжелым испытанием. С другой стороны, подарить ему свою девственность — это то, что я не уверена, что смогу вынести.

Глава 3

Элиас

Я наблюдаю за ней издалека, как это часто бывает. Ее голова откидывается назад, когда она смеется над чем-то, что сказала одна из ее жалких маленьких подруг, делая вид, что её ничуть не потряс наш сегодняшний разговор.

После того, что я раскрыл, я полагал, что она будет вести себя тихо и бояться того, что её ждёт. Вместо этого она ведет себя так же, как обычно, и это меня раздражает. Наталья просто не понимает, насколько этот год будет чертовски отличаться от всех предыдущих.

Лето в Чикаго было долгим и скучным. Все, о чем говорил мой отец-пустозвон, — это о войне между русскими, итальянцами и ирландцами в городе. Похоже, он не понимает, что мне плевать на картель и на него самого, если уж на то пошло. Я не стою в очереди на трон, так что у меня нет причин слишком вмешиваться.

Не уверен, замечает ли Наталья, как часто я наблюдаю за ней, но с того дня, как мы встретились, я знал, что должен следить за ней. Ее семья — причина всего плохого, что произошло в моей жизни, и поэтому она виновна по определению.

После моего утреннего ультиматума она нагло проигнорировала сообщение, которое я ей отправил и смотрел, как она читает.

— Братан, что с тобой? — Спрашивает Алекс, толкая меня локтем в бок.

Я рычу, свирепо глядя на него.

— Держи свои руки при себе.

Он поднимает бровь.

— У тебя хреновое настроение как для первого дня. Где ты был утром?

Я отмахиваюсь.

— Занят.

Ковыряю вилкой в еде, пытаясь игнорировать желание продолжать пялиться на Наталью. Нет никаких сомнений, что в этом году я не смогу оторвать от нее глаз ни на секунду, если мой план сработает. Она отдастся мне добровольно, и я сломаю ее, как только она это сделает.

Я сжимаю челюсть, когда Джинни Дойл садится напротив меня, кокетливо улыбаясь.

— Привет, Элиас. Как прошло твое лето? — спрашивает она.

Я не улыбаюсь в ответ, потому что она преследует меня с тех пор, как я, блядь, пришел в эту школу, и мне это неинтересно.

— Прекрасно.

Ник усмехается.

— У него одно из его плохих настроений.

Я качаю головой.

— Заткнись, Крушев.

Роза, подружка Николая, с которой он периодически то сходится, то расходится, прочищает горло.

— Должна признать, у тебя довольно скверное настроение.

Я встречаюсь с ней взглядом, прищурив глаза.

— Тебя никто не спрашивал, Кабельо.

Анита и Керри садятся по обе стороны от Джинни, настороженно поглядывая на меня.

— Ну, как все провели лето? — Спрашивает Керри.

Я держу рот на замке, поскольку не собираюсь обсуждать с ней свое лето.

— Моё не очень хорошо, так как отец чрезмерно опекал меня, — говорит Джинни, не сводя с меня глаз. — Все организации в Чикаго находятся в состоянии войны, похоже, за исключением картеля Эстрада.

Я сжимаю челюсть при упоминании моей семьи.

— К чему ты клонишь?

— Почему вы залегли на дно, Элиас? — спрашивает она, ухмыляясь мне. — Твой дядя слишком напуган, чтобы вмешаться и выбрать чью-то сторону?

— Скорее, слишком умен, — рычу я, впиваясь в нее взглядом.

Она заносчивая и эгоцентричная стерва, которую я терпеть не могу. Честно говоря, она и так вряд ли является гребаной мафиозной королевой просто потому, что находится в родстве с Каллаханами. Это не значит, что в ней есть что-то особенное. В любом случае, эта родственная связь гораздо отдаленней, чем моя и картеля Эстрада.

Она дочь брата покойной жены Ронана Каллахана. Вот почему у нее нет фамилии, как и у меня, хотя моя мама до замужества была Эстрада.

— Что ж, в конце концов, ему придется сделать ход, — говорит она.

— Ему ни хрена не придется делать, — говорю я, отодвигая поднос и опираясь локтями на стол. — У картеля больше власти, чем у всех вас, идиотов, вместе взятых. Моему дяде не нужно выбирать сторону, потому