Безжалостный альфа - Си Джей Праймер

С моего места в дверном проеме они стоят ко мне спиной, поэтому я не могу толком разглядеть, что они делают со своей точки зрения, когда приступают к работе. Вместо этого мои глаза сосредотачиваются на каплях крови, стекающих со стола на пол, застывая, пока я в ледяном ужасе смотрю на растущую темно-бордовую лужу.

Я понимаю желание нарушить комендантский час. Мы оборотни, и чем больше мы сдерживаем наших внутренних волков, тем больше им не терпится вырваться и убежать. Это первобытная потребность внутри каждого из нас, которую нам пришлось научиться подавлять, чтобы оставаться в безопасности.

Не каждый может, и это следствие. Жестокое напоминание о зле в этом мире.

Так было не всегда. Никаких ограничений на перемещение не существовало до тех пор, пока десять лет назад охотники не пробрались на эту территорию и не убили трех членов стаи в течение недели. В то время я здесь не жила, но я знаю, что после этого они были полностью изолированы на несколько месяцев, пока охотники не убрались восвояси и не покинули этот район. В то время мы сами принимали меры предосторожности на родной территории моей стаи, боясь, что они найдут нас в следующий раз. И как раз в тот момент, когда мы все снова почувствовали себя в безопасности, готовые вернуться к нормальной жизни, разнесся слух, что пострадали другие стаи.

Никто не знает, как эти охотники узнали о нашем существовании, но было очевидно, что они отправились в крестовый поход с целью истребления нашего вида. Их методы охоты на нас улучшились. Серебряные пули, предотвращающие заживление. Аконит, подавляющий наше внутреннее животное. Слабости, о которых они могли узнать, только захватив в плен и подвергнув пыткам других волков-оборотней.

Итак, комендантский час вступил в силу. Были введены правила перемещения и приняты меры предосторожности, чтобы мы могли делать это безопасно, не опасаясь быть подстреленными, если охотники когда-нибудь вернутся. Но жалких полчаса, отведенных на пробежку в радиусе полумили, некоторым волкам просто не хватает. Отсюда и нарушение комендантского часа.

— Как они прошли нашу пограничную охрану? — мой дядя рычит на Реми, воина, который внес женщину внутрь.

Как Альфа этой стаи, Коул — тот, кто устанавливает правила и перед кем отчитываются воины.

— Они её не прошли. Они включили сигнализацию, — отвечает Реми.

Он все еще перепачкан кровью женщины и рассеянно смотрит на ее обмякшее тело на столе, пока Тобиас и тетя Джульетта спешно работают, чтобы спасти ей жизнь.

— Вот как мы узнали, что нужно отправиться на их поиски, но они уже нашли Амелию…

— Где ее пара? — спрашивает дядя Коул.

Реми начинает качать головой, когда на кухне появляются еще два воина, перепачканные грязью, бледнолицые и серьезные.

— Мы нашли Омара, — сообщает один из них. — Он… мертв. Пуля в голову.

— Черт, — шипит мой дядя себе под нос.

Пронзительный крик пронзает комнату, мой взгляд возвращается к женщине — Амелии — на столе, когда она бьется в руках Тобиаса, внезапно проснувшись и явно испытывая боль.

— Помоги мне удержать ее! — Тобиас ревет, и мой дядя и другие воины мгновенно подбегают, обтекая стол веером, чтобы удержать Амелию, пока ее вопли наполняют кухню.

— У меня почти… получилось… — тетя Джульетта бормочет сквозь стиснутые зубы, все еще склоняясь над Амелией со щипцами в руке.

Только когда она поднимает руку, я понимаю, что она вытащила пулю из груди Амелии, но в этот же момент я осознаю, насколько устрашающе тихо вдруг стало — Амелия больше не кричит и не бьется, она просто… неподвижна.

Моя тетя с лязгом бросает пулю на металлический поднос, отбрасывает щипцы и снова склоняется над Амелией. Не теряя ни секунды, она затыкает женщине нос, запрокидывает ее голову назад и начинает делать искусственное дыхание.

Изображение передо мной расплывается, пока я стою на дрожащих ногах, все еще наблюдая из дверного проема. Время замедляется. Все с тревогой наблюдают, как тетя Джульетта вдувает воздух в рот Амелии и считает количество нажатий на грудную клетку.

Но уже слишком поздно.

Проходят минуты.

Три.

Пять.

Десять.

Дядя Коул обходит стол и кладет руку на плечо своей пары.

— Мне жаль, Джулс, — выдыхает он, его глубокий голос нежнее, чем я когда-либо слышала. — Она ушла.

Слезы блестят в глазах моей тети, когда она поворачивается, чтобы посмотреть на него, недоверчиво качая головой. Их взгляды встречаются на долгое, мрачное мгновение, в комнате воцаряется тишина.

Тобиас — тот, кто его нарушит.

Он берет щипцы, извлекает пулю и подносит ее к своему лицу, чтобы поближе рассмотреть.

— Аконит, — бормочет он, отмечая пурпурный блеск, покрывающий пулю. Он переводит взгляд на моего дядю. — Они знали, на кого охотились.

Я протягиваю руку, чтобы ухватиться за дверной косяк, у меня перехватывает дыхание и дрожат колени.

— Ублюдки, — бормочет один из воинов.

Джульетта резко вздыхает, переводя взгляд с пули обратно на Коула.

— Это происходит снова, — говорит она напряженным голосом.

— У нее в бедре еще одна пуля, — указывает Тобиас, окидывая оценивающим взглядом безжизненное тело Амелии.

Я крепче хватаюсь за дверной косяк, впиваясь кончиками пальцев в дерево, пытаясь удержаться на ногах, и мой сон внезапно возвращается ко мне.

Волк, бегущий по лесу, преследуемый охотниками.

Выстрел в бедро, затем в грудь.

Желчь подступает к моему горлу, когда я смотрю на труп на кухонном столе, понимая…

Это был не сон.

3

— Проснись, Мэдд.

Сквозь пелену сна где-то на задворках моего сознания раздается голос, вырывающий меня из глубин сна.

— Мэдд!

На этот раз голос звучит громче, ближе. Он принадлежит моей сестре-близнецу. По полу раздаются шаги, и пара рук опускается на мою голую спину, встряхивая меня.

— Ты должен проснуться.

Я со стоном переворачиваюсь на другой бок, открываю глаза и вижу Эйвери, пристально смотрящую на меня из темноты.

— Заседание Совета, сейчас же, — огрызается она, делая небольшой шаг назад и мрачно глядя на меня сверху вниз.

Простыни сползают мне на талию, когда я сажусь, вытирая лицо рукой.

— Что случилось? — спрашиваю я хриплым ото сна голосом.

— На стаю в Денвере было совершено нападение.

Волна адреналина захлестывает меня, и я встряхиваюсь, сердце колотится о грудную клетку, а дыхание застревает в горле.

Рука Эйвери ложится на мою руку, ее карие глаза встречаются с моими.

— С ней все в порядке.

Несмотря на немедленное облегчение, которое приносят ее слова, я с хмурым видом стряхиваю ее руку. Напряжение спадает с моих мышц, пульс возвращается к