(Не) верю. В любовь - Екатерина Котлярова

Брат ловит мой взгляд, хмурится. Окидывает нас с Мишей нечитаемым взглядом и, кинув рюкзак на пол, падает на стул. Я мягко высвобождаюсь из объятий друга и спешу к свободному столу, стоящему подле Димы.

— Сосалась уже с ним? — вдруг склоняется к моему уху брат и с насмешкой задаёт вопрос.

— Что? — вместо вопроса из груди вырывается что-то похожее на писк.

— Сосалась с Непомнящим? — ехидная улыбка на устах, сощуренные глаза, напускная небрежность.

— Я тебя не понимаю, — я качаю головой и свожу брови вместе, с беспомощностью смотря в родное, но ставшее таким чужим и отстранённым лицо Димы. — Что ты имеешь в виду?

— Ах, да, — брат усмехается уголком губ и закатывает глаза, — как же я мог забыть!

Дима хлопает себя ладонью по лбу. Склоняется ниже ко мне и выплёвывает слова с презрением, будто я его чем-то смертельно оскорбила:

— Я забыл, что моя святая сестричка не знает таких слов. Она же вся из себя правильная. Миша уже засунул язык тебе в гланды? Отымел тебя?

— Что… Что ты такое говоришь? Дима! — щёки опаляет краской стыда, дыхание застревает в горле. Как и все слова. — Это так мерзко! Грязно.

— Что вижу, то и говорю. Интересно знать, как далеко вы зашли, — улыбается уголком губ с насмешкой.

— Ты… Ради Бог… — мою речь обрывает ладонь Димы, которой он зажимает рот.

— Я. Говорил. Хватит. Этих. Словечек, — каждое слово выплёвывает.

— Мы просто друзья! — выдыхаю с возмущением, когда мне удаётся убрать руку брата со своего лица. — И ты это знаешь, как никто другой!

— Да-да, Алиса. Себе хоть лгать перестань. Он таскается с тобой повсюду лишь по одной причине — хочет поиметь тебя. И будь уверена, сестричка, — слово выделяет с особым ехидством, — как только он тебя получит, сразу же найдет другую.

— Не нужно Мише приписывать свои грязные помыслы, — оскорбляюсь за друга. — Он для меня ближе всех, и я никогда не допущу, чтобы… Бо… Как можно только предположить такое? Это грязно! Да и не может девушка заниматься… таким… до свадьбы. Это грех!

— Я не хочу тебя расстраивать, сестричка. Но твой Миша занимается «этим», — брат усмехается, — регулярно. И каждый раз с разными девушками.

— Это его дело, — я вспыхиваю и низко опускаю голову. — Мишина личная жизнь меня не касается. И тебя, к слову, тоже, — я поднимаю злой взгляд на брата. — Ты сам его оттолкнул. А теперь вдруг заинтересовался его личной жизнью.

— Я тебя предупреждаю, дура, — Дима складывает руки на груди. — Ведь мне потом слушать твои рыдания в подушку и вопли матери о твоём распутстве.

Я невольно представляю эту картину и вздрагиваю. Качаю головой и с твёрдой уверенностью заверяю:

— Ты что-то перепутал, Дима. Мы с Мишей — друзья. И всё. Никаких романтических отношений между нами нет, не было и быть не может. С ним… Быть с ним для меня то же самое, что с тобой… Это недопустимо и… — хотела сказать «грешно», но осеклась, зная, что Дима взъерепенится, — грязно. Миша сейчас для меня не просто друг.

— Да-да, я так и понял, — ехидничает Дима.

— Он самый близкий мне человек, Дима, — я впиваюсь взглядом в лицо парня. — Он мне брат!

И с недопустимым удовольствием наблюдаю за рябью боли на его лице. Чувствую ликование, за которое в то же мгновение испытываю стыд.

— Посмотрю, моя набожная сестричка отрастила зубки, — усмехается Дима. — Похвально. Похвально. Смотри, как бы матушка про твои словечки ничего не узнала. Давно на гречке не стояла?

Я вздрагиваю и тут же сжимаюсь. Обхватываю себя руками за плечи и желаю стать незаметной. Исчезнуть, только бы брат не смотрел на меня так, будто презирает. И ненавидит.

Дима теряет ко мне интерес. Отворачивается. Смотрит на классную руководительницу, которая что-то рассказывает у доски. Но вникнуть в смысл её слов я не имею сил. В ушах шумит, мысли путаются.

Дима многого не знает про способы наказания матери, потому что большую часть времени проводит вне дома. Только на ночь возвращается.

Я делаю глубокий вдох. И совершенно случайно ловлю взгляд новенького на себе. Вновь льдистые глаза изучают меня, как исследователь рассматривает жабу. С лёгкой брезгливостью и интересом.

Я хмурюсь. Сильнее обхватываю себя руками за плечи и чуть раскачиваюсь из стороны в сторону. Привычка, оставшаяся с детства.

Так и сижу до конца классного часа. Как только раздаётся звонок с урока, я поднимаюсь со своего места, спешу на выход. Мне хочется побыть одной. Скрыться от чужих глаз.

Я выхожу в коридор, где уже шумят и толкаются ученики. Их смех и разговоры кажутся мне далёкими, словно доносятся из другого мира. Я прижимаюсь к стене, стараясь быть незаметной, и медленно двигаюсь к выходу. Воздух в школе кажется мне тяжёлым и удушающим.

На улице ветрено, я закрываю глаза, наслаждаюсь прохладой. Здесь, вдали от стен школы, я чувствую себя чуть свободнее. Но мысли всё равно возвращаются к новенькому и его взглядам.

Стоит мне завернуть за угол школы, как меня весьма грубо хватают за плечо и разворачивают на сто восемьдесят градусов, толкая спиной к стене.

3

Алиса

Я круглыми испуганными глазами смотрю на новенького, который всем телом вжимает меня в стену дома. Его лицо сейчас настолько близко, что я вижу каждую пору. Моё сердце колотится так громко, что мне кажется, что его слышно на другом конце улицы. Я пытаюсь отодвинуться, но его руки, словно железные тиски, не дают мне ни малейшей возможности шевельнуться шанса. Его дыхание горячее и тяжелое обжигает мою кожу.

— Что ты… Что ты делаешь? — выдавливаю из себя, только бы нарушить тишину, которую молодой человек на спешит нарушать.

Он только тяжело и надсадно дышит, будто бежал за мной со всех ног. И смотрит так тяжело, что я отвожу взгляд и дрожу от страха и дискомфорта. Отвожу взгляд, тяжело сглатываю и морщусь, когда молодой человек сильнее сжимает пальцы на моей коже.

— Отпусти меня, мне больно, — говорю тихо, смотря исключительно себе под ноги.

— Решила сбежать под шумок, девочка? — молодой человек горячим