Ребенок для Азата - Мария Зайцева

Последнее слово у него получается не проговорить, а буквально прорычать, да так жутко, что у меня волоски на всем теле дыбом встают.

Сглатываю острый комок в горле, стискиваю край стола, не желая показывать, как сильно дрожат пальцы от напряжения и страха.

— Я… У меня другое имя. И другое гражданство.

— Интересно… Как тебе это удалось? — он тоже кладет ладони на стол, разделяющий нас, и я смотрю на крупные, тяжелые пальцы с ровно остриженными ногтями. Моргаю, не желая пускать в память непрошеные воспоминания об этих мощных руках на своем теле, перевожу взгляд в лицо Зверя.

Непроницаемое совершенно, только глаза — как угли. Словно шайтан на меня смотрит, не человек. Того и гляди, кинется!

— Помогли… Добрые люди, — неопределенно отвечаю я, не желая раскрывать тайну своего исчезновения и фантастического везения, — это неважно. Главное, что все по закону. И что теперь у нас нет и не может быть никаких отношений… Кроме деловых.

— Вот как? — он едва заметно подается вперед, и я так же синхронно отшатываюсь назад. Ужас какой… Как мне вырваться от него? Как сбежать? — Ты изменилась сильно, сладкая… Не только внешне.

— Не называй меня так… Это непрофессионально. Это харрасмент…

— Слово какое-то непонятное… Пояснишь, что оно означает?

Он еще и глумится…

— Это… Не входит в мои компетенции…

— Вот как? А я думал, что HR специалист разбирает и эти вопросы…

— Да… И я рада, что вы все-таки в курсе определения слова “харрасмент”. И, наверняка, знаете, что за него полагается наказание. Вплоть до заявления в полицию и судебного иска.

На этих словах я твердо смотрю ему в лицо и сжимаю губы в линию.

Не тронешь, Зверь!

Права не имеешь!

— Да, я в курсе… — он задумчиво рассматривает меня, словно видит что-то новое теперь, незнакомое, — ты — хороший специалист…

— Не могу утверждать, думаю, лучше запросить информацию об уровне моих компетенций у моего руководства.

— Не сомневайся даже, сладкая, запрошу…

— Фру Клаус, — с достоинством поправляю я его.

Зверь молчит несколько мгновений, а затем тихо рычит:

— Замужем?

— Да, — спокойно отвечаю я, внутренне обмирая от ужаса. И от острого осознания этого жуткого мига. Перед прыжком зверя.

— К нему убегала? — еще ниже и страшней спрашивает Азат, и я вижу, как его пальцы, до этого спокойно лежащие на столе, напрягаются добела. Сжимаются в кулаки.

— Да.

Это… Не совсем правда. Но если не вникать в суть… Я не обманываю. Практически.

— Знала его до… меня?

Ох… Бежать. Бежать, бежать, бежать!!! Разорвет же сейчас! Глаза жуткие какие!

Но только выпрямляюсь и говорю чистую правду:

— Да. Мы были знакомы до… нашей встречи.

— Тварь.

Пружина срывается так быстро, что я даже моргнуть не успеваю.

И среагировать на оскорбление.

Стол неожиданно оказывается в стороне, а Зверь(не Азат, нет! Больше нет!) передо мной.

Только и могу, что отшатнуться к двери, уже понимая, что не добегу, не спасусь!

Железная лапа перехватывают запястья обеих рук и вторая — талию.

И мгновение спустя ощущаю себя прижатой к каменному телу своего бывшего мужа. В голову бьет ужасом и адреналином.

Не отвожу взгляда от его лица, только дышать стараюсь через рот, потому что его запах окутывает и сводит с ума.

И еще сводит на нет все мои старания быть мужественной и стойкой.

Он, мой первый и единственный мужчина, имеет надо мной власть. Физическую. Атавистическую.

Он Зверь, он животное, чуть прикрытое лоском цивилизации… И ему, на самом деле, плевать на меня. Всегда было плевать именно на меня, Наиру Перозову, девушку, личность. Он видел во мне только объект своих желаний, только послушную красивую куклу, пригодную для того, чтоб греть постель и рожать детей.

Это… Это мерзко. Это жутко и неправильно, особенно теперь, особенно здесь, в Европе.

Но моему телу атавистично плевать на все моральные и материальные аспекты ситуации. Мое тело помнит его руки. Его губы. Его движения. Его шепот, сладкий и дурманный… Мое тело дико скучало по всему этому, и сейчас с радостью откликается…

Я борюсь с этим изо всех сил, и даже успеваю прошептать: “Нет”, прежде чем Зверь атакует, жадно и жестоко впиваясь в мои губы злобным подчиняющим поцелуем…

Глава 7

Азат

Держать ее в руках — это словно вернуться домой после долгого и тяжелого странствия. Это словно вдыхать аромат любимых цветов в доме матери. Это словно окунуться в ледяное горное озеро после иссушающей жары.

Это сводит с ума, мгновенно вышибает дух, заставляет подгибаться колени. И остановиться невозможно, как невозможно прекратить дышать.

Я держу ее в своих руках, даже не соображая, что силу применяю, что не могу ее толком контролировать, и целую. Целую. Целую!

Уют родного дома ощущаю, аромат любимых цветов вдыхаю, прохладу горного озера пью.

Моя женщина, моя, моя, моя!!!

Для меня, только для меня!

Как может быть по-другому? Это же… Это же противоестественно!

Ее губы именно такие, как мне помнилось весь этот жуткий год. Нет! Лучше! Ее губы — лучше, чем мне помнилось!

Сочнее, вкуснее, безумнее. От них невозможно оторваться. Разве можно перехотеть пить?

И я пью. Наслаждаюсь. Схожу с ума.

Руки неконтролируемо скользят по знакомым, таким волнующим изгибам, торопливо ощупывают, гладят, сжимают, узнавая-не узнавая.

Она все такая же упругая, гладкая, нежная. Но словно стала сочнее, чуть пышнее в бедрах и груди, не девушка уже тонкая, а женщина, молодая женщина, манящая своей сладостью, своей расцветшей красотой.

Ная не пытается сопротивляться, покорная моей власти. И это ли — не лучший признак нашего единения? Того, что мы можем быть только вместе, только так возможно счастье!

Я целую, кусаю ее, прижимаю к себе неистово, раз и навсегда потеряв голову. Хотя, я давно уже ее потерял.

Когда впервые увидел ее, танцующую под лучами стробоскопа. Русалку с длинными волосами и волнующими изгибами юного тела.

Когда впервые захотел ее себе. Всю, без остатка, наплевав на все внешние обстоятельства. На ее предполагаемую грязь, на ее распутство. Правда, как потом выяснилось, ничего этого не было… И моя юная, красивая жена досталась мне такой, какой должна быть правильная девушка в первую брачную ночь, невинной.

Я сходил с ума от нее, я ее боготворил…

Я был дурак.

Слепой дурак, как оказывается теперь.

Моя Наира, моя сладкая русалочка, уже не моя. И никогда не была моей в своих мыслях. В своих мечтах.

Ее слова про