Дочери судьбы - Тара Хайланд

и влюбилась. Рассказала о его жене и дочери. И о том, что, нарушая границы приличия, они с Уильямом не сдержали чувств друг к другу. Она словно стремилась освободиться от тайны. Как убедились до нее другие, смертное ложе располагает к исповеди.

– Он прекратил наши отношения до того, как я узнала, что беременна, – добавила она, избегая подробностей. – Мы с тобой жили счастливо. Верно? Только ты и я. У меня не было другого выхода, – продолжила она, пока Кейтлин еще молчала.

Кейтлин кивнула. Нужно было что-нибудь сказать, утешить мать, но ее как громом поразило.

– Я написала ему, любовь моя.

Кейтлин вскинула голову.

– Что?

– Сообщила, что у него дочь. Красивая пятнадцатилетняя дочь.

Кейтлин отдернула руку и встала.

– Он ответил, – быстро сказала Кейти. – Оставил сообщение о том, что приедет.

Кейтлин заметила, как мама взглянула на дверь, будто ожидала, что отец появится в любой момент. Она поняла, почему мать так и не вышла замуж. Она все еще любила его. Все эти годы. Обиженная и растерянная, Кейтлин отвернулась.

– Котенок? – услышала она слабый и умоляющий голос матери и почувствовала, как та тянет к ней руку. – Не сердись, детка, пожалуйста. Прости, что не рассказывала о нем. Надо было рассказать раньше.

Она замолчала, ожидая ответа. Однако Кейтлин не могла вымолвить ни слова. Пока не могла.

– Прости меня, милая. Скажи, что прощаешь.

Кейтлин закрыла глаза и проглотила слезы. Все эти годы мать ей врала. Пятнадцать лет. Смириться с этим было невозможно, но придется.

– Все нормально, мам, – наконец ответила она, открывая глаза. – Я понимаю.

Она глубоко вдохнула и обернулась.

– Я тебя прощаю.

Последнее слово застряло у нее в горле. Она взглянула на мать. Кейти приоткрыла губы, будто собиралась что-то сказать, но ее глаза невидяще смотрели вперед. Прощение запоздало.

Кейтлин долго сидела рядом с телом матери. Наконец медсестра уговорила ее выпить чашку чая. Возвращаясь в палату, она заметила, что высокий, хорошо одетый мужчина разговаривал с главной. Видимо, он почувствовал ее взгляд, потому что поднял голову. И вздрогнул.

– Кейти? – спросил он.

Благородный английский акцент не оставил никаких сомнений в личности владельца.

– Нет. Я Кейтлин.

– Я думал…

Кейтлин кивнула. Она видела фотографии матери в молодости – ошибиться было легко. Он не встречался с матерью шестнадцать лет. Для него она не постарела ни на день.

– Ее больше нет, – ответила она.

Уильям Мелвилл остановился в гостинице «Гранд», где работала ее мать, и взял на себя организацию похорон. Чем больше Кейтлин виделась с ним на той неделе, тем труднее верилось, что он ее отец. Еще труднее было представить, как мать вообще с ним связалась. Она рассказывала, что они любили друг друга. За те несколько дней, что Кейтлин общалась с ним, Уильям не проронил ни слова об их отношениях с матерью.

В день похорон он держался поодаль, отойдя в сторонку во время службы и прощания. Кейтлин ожидала, что он тут же уедет, но, к ее удивлению, он пришел в местный паб «Кловер Лиф» на поминки. Когда они вошли, в пабе яблоку было упасть негде, все уплетали сосиски и бутерброды с ветчиной. Явились все деревенские мужики, не упустив случая выпить за чужой счет.

Во время все более шумного застолья Уильям – Кейтлин никак не могла заставить себя называть его отцом, а он не настаивал – держался холодно и стесненно.

К пяти народ начал расходиться по домам.

Рошин подошла к Кейтлин:

– Мы уходим. Ты с нами?

Кейтлин посмотрела на группу девчонок, притаившихся у двери. По такому случаю их отпустили из школы, и они норовили удрать от взрослых. Ей очень хотелось пойти с ними и забыть обо всем. Но Уильям уже стоял рядом, и она догадалась: он ждет ее, чтобы поговорить.

– Я скоро, – неохотно ответила она.

Рошин ушла к девчонкам. Они весь день бесстыдно пялились на Уильяма. Никто не должен был знать, кто это, но Кейтлин поняла, что Рошин всем разболтала. Лучшая подруга не умеет держать язык за зубами. Хотя Уильяма, кажется, их интерес не беспокоил. Он даже не упомянул об этом, когда отвел Кейтлин в сторонку, подальше от любопытных ушей.

– Сейчас я возвращаюсь в Англию, – сообщил он Кейтлин, – но я буду держать связь с Нуалой и все решу насчет твоего переезда.

– Переезда?

– Да, – живо ответил он. – Полагаю, тебе придется здесь задержаться: закончить учебный год и попрощаться с друзьями. Потом ты переедешь в Англию, будешь жить со мной и моей семьей.

Кейтлин услышала об этом впервые.

– Но я не хочу уезжать из Вэллимаунта.

Она заметила, что Нуала ждет сзади. Когда мать положили в больницу, Нуала взяла ее к себе. Кейтлин предполагала, что теперь, когда мама умерла, она останется жить там.

– Тебе нельзя оставаться здесь одной, Кейтлин, – ответил Уильям.

– Но тетя Нуала…

– Нуала тебе не родственница, – перебил он. – А я – да.

Кейтлин оглянулась на Нуалу, которая попыталась ободряюще улыбнуться. Но Кейтлин поняла, что тетя Нуала так же расстроена, как и она сама. К несчастью, ни у одной из них в этом вопросе выбора не было. Если Уильям Мелвилл хочет, чтобы она переехала к нему и жила с его семьей, так и будет.

Ночью Кейтлин почти не спала. В другом конце комнаты тихо посапывала Рошин. В последнее время заснуть почти не удавалось, и звук стал привычным. Она видела, как мать слабеет, что у нее постоянные боли, морфий не помогает… Такое не забывается. Но с сегодняшним днем не сравнится ничто. Она видела мать в гробу, и вроде та выглядела как обычно, но тело превратилось в пустую оболочку и, как бы ни походило на мать, это была не она.

Воспоминания снова пробудили слезы. Перевернувшись лицом к стене, Кейтлин прикрыла рот рукой, заглушая рыдания, чтобы не разбудить Рошин. В последние недели подруга столько раз ее выручала. Рошин садилась рядом и обнимала плачущую Кейтлин. И Нуала тоже.

Теперь придется их покинуть, и деревню, где выросла, людей, которых считала родными, дом, ставший и ее домом, – бросить все, что связывало ее с матерью. А вместо этого жить с отцом, которого она не знала, который две недели назад не подозревал о ее существовании, в доме, о котором она ничего не слышала.

– Мама, зачем ты рассказала ему обо мне? – шептала она в темноту.

С мыслями нахлынула свежая волна злых слез, вместе с чувством вины и смятением. В ту ночь сон никак не приходил.

Глава вторая

Сомерсет, Англия

Элизабет Мелвилл отбила мяч через всю площадку, решив, что удар принесет победу. Но Джеймс Эванс, тренер по теннису, выбежал вперед и перехватил мяч ровным ударом слева. Она отбила с лета, и молниеносный поединок продолжился.

Они играли целых полтора часа на палящей полуденной жаре, и ни тот, ни другая не хотели уступать ни очка. Казалось бы, у Джеймса были все преимущества. Почти двухметрового роста, он был на десять сантиметров выше и на двадцать пять килограммов тяжелее Элизабет. Но та обладала важным качеством, которого не хватало ему: страстным желанием побеждать.

Длинные золотистые волосы со свистом рассекли воздух, а загорелые ноги спружинили, когда она нанесла еще один сильный удар справа. Застигнутый врасплох у сетки, Джеймс метнулся назад, чтобы отбить мяч, – но всего на мгновение опоздал, и тот отскочил далеко-далеко.

Элизабет издала победный вопль.

– Гейм, сет и матч, полагаю! – крикнула она через корт.

Джеймс в притворном отчаянии покачал головой.

– Что ж такое – третий раз на неделе? Старость не радость, Элизабет.

Она расхохоталась. Когда-то «сеяный»[4] игрок месяц назад отпраздновал сорокалетие, но все еще был в отличной форме, и они оба это знали.

– Вот именно, – поддразнила она. – Пора отправить вас в отставку по возрасту.

Как старые знакомые, непринужденно болтая и смеясь, они поднялись по большим каменным ступеням, отделявшим теннисные корты от остальной территории. Джеймс начал тренировать Элизабет, когда ей исполнилось пять лет. Она давно уже не нуждалась в его помощи, но, когда приезжала домой на каникулы, он непременно заглядывал.

– Чтобы жизнь медом не казалась, – шутил он.

Он любил бывать в Олдрингеме, удивительно величественном особняке, который прадед Элизабет приобрел более сотни лет