Атака тыкв. Ведьма и кот против - Афина Туле

десятка ведьминских метёл, связанных бечёвкой. Пучки сухих прутьев звонко треснули по полу, воздух сразу потянуло полем и дымком — метлы были рабочие, с наговорами «не путайся под ногами» и «лети, когда велят».

Ближайшая тыква подпрыгнула, чтобы объехать препятствие, и… скукожилась. Не от удара — от одного вида жёсткой тёмной щетины. Вторая шла на всех парах, но, стоило мне машинально вскинуть метлу поперёк коридора, как она притормозила и заурчала неуверенно, будто на пороге закрытого чулана. Третья вообще дала задний ход. Семечки перестали щёлкать, как кастаньеты, и зашуршали тихо, нервно.

— Черниль, ты это видел? — прошептала я.

— Вижу, — кот даже распушил хвост. — Они же кладбищенские фонари. Метла — символ ведьминской силы, всё логично, они боятся метёл!

Я повернула метлу горизонтально и, как пастух, сделала шаг вперёд. Тыквы дружно отодвинулись. Второй шаг — ещё на ладонь. Сработало.

— Метлы! — крикнула я так, что у меня самой зазвенело в рёбрах. — Все метлы — сюда! Живее! Тыквы надо выметать.

Завхоз, которому редко доводилось быть героем, в один прыжок оказался у стойки, перерезал бечёвку и стал раздавать метлы, как знамёна. Старосты, преподаватели, даже ректор — все обзавелись ведьминской гордостью. Северин-Холодов — тоже, хотя держал, будто скальпель: аккуратно, двумя пальцами. Но, надо сказать, выглядело это всё равно очень привлекательно, настолько, что я даже засмотрелась и поэтому чуть было не пропустила несанкционированное нападение тыквы, которая отважно решилась попытаться лишить меня метлы. Не на ту напала, зараза рыжая!

Я взмахнула метлой и как следует прошлась по рыжим бокам, отчего тыква заверещала, как будто её режут на пирог, и покатилась прочь. Я очень надеялась, что — на кладбище.

Преподаватели быстро поняли, в чём дело и что делать дальше.

Мы выстроились двумя цепями, спиной к стенам, щетиной метёл — внутрь. «Оранжевая армия» дёрнулась, попыталась сыграть в слалом, но от жёстких торчащих прутьев шарахалась, как от ледяной воды. Я шагнула, взмахнула метлой ниже, щадя свечные глазницы, — и головы гурьбой откатились к лестнице.

— Пастухи из нас так себе, — заметил сквозь зубы декан боевого, — но времени на тренировку и улучшение навыков нет.

— Стадо всё равно читает знаки, — поправил Северин-Холодов и посмотрел на меня коротко, с тем самым «зачёт ещё впереди». — Рябина, держите центр. Они пытаются идти на таран свиньёй.

Мы пошли. Не били — вели. Внизу метлы стучали о ступени, задавая ритм. Ректор держал правый край, завхоз — левый, я — середину. Тыквы шипели воском, иногда пытались подпрыгнуть — щетина встречала их на поллоктя выше, и они сникали, катились дальше, послушные, как ни странно. По дороге один фонарь набрался смелости и попробовал проскочить между щетин — Северин-Холодов чуть повернул запястье, и тонкая световая нить легла поверх прутьев, превратив их в сплошную линию. Фонарь плюнул семечком и укатился к своим.

В холле ещё гремел хор, но теперь пели тише: люди сами расступались, видя «гребёнку» из метёл. Несколько тыкв попробовали свернуть к столам — завхоз сухо чиркнул щетиной по полу, оставив пыльную полоску, и увёл их обратно в общий поток. Мы протолкали волну к парадной, дальше — через двор. Ветер помогал: тянул прутья, шуршал ими, шептал за нас «вон, вон».

У ворот, где всё началось, нас ожидала ещё одна проблема: калитку пытались закрыть и открыть одновременно — слишком много желающих попасть в ту или иную сторону побыстрее. Ректор лишь поднял ладонь — в петлях что-то щёлкнуло, створка сама пошла в сторону и застыла, прижатая невидимой подпоркой. Мы протиснули первую десятку, потом вторую, потом целый рыжий вал. Тыквы, оказавшись за оградой, заметно осмелели, попытались растечься в разные стороны — нам пришлось окружить их полукругом и активнее размахивать метлами, собирая их в тропу к центральной аллее.

Пот катился по лбу и по спине, но я старалась не обращать на это внимание. Это ведь такие мелочи по сравнению с рыжей армией.

— Я не подписывался на праздничную уборку, — попытался возмутиться Черниль, но на него зыркнули так многозначительно, что кот понял, что лучше заткнуться. Шкурка целее будет.

— До кладбища — тем же строем, — сказал Северин-Холодов. — Никто не бьёт. Щетина — ниже глаз.

— А если кто-то решит, что он мышь и проскочит? — поинтересовался завхоз.

— Тогда вы, — сухо кивнул ему ректор, — вспомните, как держать лопату.

Дорога до ворот кладбища заняла вечность и ещё чуть-чуть. Я шла и думала только о том, чтобы не дрожали руки: метла должна показывать твёрдость. В какой-то момент маленькая кривокрышечная — та самая насмешница — прижалась к щетине боком, проверяя, нет ли возможности проскочить. Я выдержала, глядя прямо перед собой. Она фыркнула… и послушно покатилась дальше.

Кладбищенская калитка встретила нас влажным железом и тем самым запахом — мокрая земля, свечи, мох. Внутри фонари сразу стали… тише. Не добрее, нет. Но как будто вспомнили, кто они и где их место. Мы довели поток до старых дорожек, где темнели пятна пролитого зелья, и там остановились. Ректор стукнул метлой в камень — раз, другой. Щетина сипло зазвенела.

— Всё, — сказал он. — Домой.

Тыквы послушались. Они разбрелись по аллеям, каждая — к своему камню, к своей ограде, к своему мху. Кривокрышечная остановилась у таблички, на которой дождём смыло половину имени, повернулась ко мне боком и слегка, почти ласково, ткнулась коронкой в прутья моей метлы. Будто признала мою правоту. Потом нырнула под железный крест и затихла. Семечки внутри еще немного шептались — и умолкли.

Мы отступили на шаг, затем на второй. Завхоз опёрся на древко и зажмурился. Декан боевого впервые за вечер отпустил кулаки. Ректор провёл ладонью по воздуху — и лёгкая, почти невесомая печать запечатала калитку, как ленточка на конверте.

— Неплохо, — тихо сказал он. — На сегодня — хватит.

Я только тогда поняла, как болят плечи, и как пахнет от метлы — дымком, полынью, осенью. Северин-Холодов посмотрел на меня поверх пучка прутьев, медленно кивнул.

— Рябина, метлу не сдавайте, — неожиданно произнёс он. — Завтра пригодится.

— А что завтра? — спросила я глупее, чем хотела.

— Завтра мы будем разбираться, что именно тут произошло, — многозначительно пообещал мне преподаватель, а меня буквально пробрало.

Глава 5

Утро пахло странно. Не просто воском и корицей, как принято в приличных заведениях после