Измена. Лёд и пепел - Лена Тэсс

зашел в спальню и замер на пороге, его взгляд скользнул по моей беспомощной позе, по мокрым от пота волосам, прилипшим ко лбу. Его лицо, напряженное и настороженное, вдруг смягчилось.

Уголки губ дрогнули в подобии улыбки. Ижалости.

- Как я вовремя. Ты простыла, любимая? Еще бы, столько времени болтаться под дождем! - произнес он голосом, густым от фальшивой нежности.

Покровский подошел ближе, сел на край кровати. Его пальцы, холодные от уличного воздуха, прикоснулись к моему пылающему лбу. Я невольно вздрогнула.

- Ты горишь. Кажется, ты серьезно заболела. Сейчас закажу лекарства и вызову врача, - констатировал он, и в его тоне не было ни капли настоящей тревоги, лишь деловой подход для решения проблемы.

Конечно он будет ухаживать. Зарабатывать звездочки в подпорченную карму.

Но все это просто притворство. Он даже не спросил, как я себя чувствую. Он просто констатировал факт - я заболела. Надо помочь.

Во рту было горько и мерзко - не только от болезни. От этой внезапной, ядовитой и фальшивой заботы, в которую я не верила ни на секунду.

***

Кажется я снова заснула на некоторое время.

До этого успела выпить таблетку жаропонижающего, которую мне принес Покровский.

Разбудил меня звук посуды, которую Леша… мыл? Вода шумела, и происходило что-то совершенно не похожее на то, что он может сделать.

“Оль, если это поможет мне продвинуться как кандидату в кресло главы администрации я и корову подою и даже навоз лопатой в тачку буду собирать. Для достижения цели все средства хороши.”- говорил Леша.

Но пользовался он конечно не только широкими общественными жестами, но и вполне приземленными.

Не самыми честными.

Мысли о том, что во время развода тоже все средства хороши, в том числе и шантаж мужа, были нагло стерты запахом малины.

Я повела носом.

Пахло как детстве, когда мама заваривала самый вкусный чай, когда я болела и поила меня, продрогшую после свидания на катке с… так, стоп! Еще этих мыслей не хватало.

Как раз в этот момент в комнату с чашкой горячего чая и зашел Леша.

- Твой любимый.

Я сморщила нос. Нужно было выдавить из себя хотя бы “спасибо”, но играть по его правилам я не хотела. Не сейчас. Не сегодня.

И больше никогда.

Покровский наклонился, достал из-под меня подушку, помог мне удобно на них облокотиться и протянул чашку с напитком богов прямо в руки.

- Пей, - коротко сказал он, кивнул на меня. - Потом таблетки. Я проконсультировался с нашим терапевтом. У тебя все симптомы простуды. Правильный прием медикаментов, еды и уход быстро поставят тебя на ноги.

Он уселся на край кровати, пружины прогнулись и заскрипели под его весом. Леша вздохнул, глядя куда-то мимо меня, в стену.

Все его действия сейчас - эта та же необходимость как подоить корову или месить силос навоз. Неприятно (написано на лице), но надо (улыбка настолько фальшивая, что по ней можно лекции читать).

- Я все утро занимался твоей машиной, - продолжил муж. - Вызвал эвакуатор, отвез на проверенный сервис. Ребята уже посмотрели - ничего критичного. Грязь, отложение солей в узлах. Почистят, промоют, все смажут. Я все оплатил. К вечеру, максимум завтра утром, будет готова.

Класс.

Давай поговорим о машине. О той самой машине, в которой я застряла в грязи, пока он… Пока он предавал меня. Он произносил это так буднично, так обыденно, как будто вчера не было ни моего открытия, ни его лжи, ни моего крика, ни разбитых телевизора с вазой. Как будто все это - просто небольшая техническая неполадка, которую он, великий и могущественный, уже устранил.

- И пока ты спала в квартире все прибрали. Приходил клининг. К сожалению телевизор восстановлению не подлежит, но я уже заказал новый.

Он вел себя так, словно стёр вчерашний день ластиком. Нарисовал новую реальность, в которой он - заботливый муж, решающий проблемы, а я - его глупая, простуженная жена, устроившая истерику.

И теперь он великодушно все исправляет.

Гудвин, бля*ь!

Я смотрела на его спокойное, деловое лицо, отпила немного обжигающего чая с привкусом малины, а еще манипуляции и лжи и почувствовала как горят уши. Не от температуры. От его чудовищного, оглушающего лицемерия.

Он помолчал, давая мне «оценить» масштаб его благородства по спасению моего «Хёндэ». Потом его рука потянулась ко мне. Пальцы коснулись моего лба, влажные и прохладные. Я внутренне вся сжалась, мышцы напряглись, но не было сил отшатнуться. Его прикосновение было таким же фальшивым, как и вся эта сцена.

- Олечка, - его голос стал тише, мягче, натренированно-убедительным. Идеальный голос для предвыборных дебатов или для того, чтобы усыпить бдительность. - У нас все будет хорошо. Я обещаю.

Он наклонился чуть ближе.

- Забудь вчерашний бред. Да, я был не прав, признаю. Но это был всего лишь поцелуй. Одна минута слабости. Она сама меня спровоцировала, ты же понимаешь, какая она… - он сделал многозначительную паузу, давая мне мысленно дорисовать образ бесстыжей соблазнительницы, с которой он, бедный, ничего не мог поделать. - Я уже уволил ее. С сегодняшнего дня ее нет в моей команде - Он сказал это с такой легкостью, с какой отмахнулся бы от надоедливой мухи. - Ты - моя жена. Я люблю только тебя. Давай не будем больше разрушать то, что мы строили столько лет.

И вот он — финал. Апофеоз его манипуляции.

Я лежала и слушала это, и сквозь жар и туман в голове меня пронзила ледяная, абсолютно трезвая мысль. Я видела это с кристальной ясностью, доступной только тем, кого отравили и кто это понял.

Он не просто врал. Онпереписывалреальность, рассчитывая, что болезнь затронула не только мое физическое состояние, но и превратило меня в имбицила, неспособного мыслить критически. Стирал факты и вставлял на их место удобную ему версию.

Не измена, а “минуту слабости”.

Не секс в машине, а “поцелуй”.

Не его вину, а “провокация бесстыжей соблазнительницы”.

Он не был любящим мужем.

Покровский был пиарщиком, защищающим репутацию своего главного клиента - самого себя. Он вжился в роль политика, для которого не существует ни закона, ни совести - только интересы дела. И наш брак, его сохранность и нерушимость - его прямой интерес.

И я бы с радостью поверила в эту ложь, если бы ничего не видела.

Но видела же! Достаточно видела, чтобы знать, что Леша врет!

А пока он улыбнулся мне - усталой, но любящей улыбкой “образцового семьянина”. Поправил