Варрэн-Лин: Сердце Стаи - Юна Ариманта

Волки бросились вперед, словно Динка дала им команду. Дико заржал конь. Бедняга не мог даже отбиваться, так как ноги его были прочно связаны. На Динку прыгнули сразу трое огромных серых зверей, вздыбив на загривке шерсть, отливающую серебром в свете луны, и оскалив страшные зубастые пасти.

Динка метнула второй кинжал, и один из волков столкнулся с ним прямо в прыжке. Кинжал кувыркнулся и лишь плашмя ударил зверя. Толчок пришелся в массивную грудь волка, и нож даже не ранил его, но чудовище, получив удар в полете, рухнуло прямо в костер. Волк взвыл, ошпарившись. Запахло паленой шерсть. На брюхе и лапах волка вспыхнул огонь, и зверь с пронзительным визгом умчался в лес.

Второй и третий допрыгнули до Динки. Динка резко отшатнулась, прикрывая горло левой рукой, и тут же огромная зубастая челюсть сомкнулась на ее предплечье. Если бы не привязанный под одеждой кинжал, рука бы хрустнула от железной хватки волчьих челюстей. А так Динка ощутила только больно впившиеся в наружную поверхность предплечья зубы. Второй волк вцепился в правую ногу, но жесткое кожаное голенище сапога не дало его зубам добраться до нежной кожи.

Правой рукой, в которой был зажат следующий для броска нож, Динка изо всех сил ударила по морде, сомкнувшей челюсти на ее предплечье. Кинжал глубоко вошел в глаз. Волк завизжал, как щенок, и заметался по поляне, слепо натыкаясь на стволы деревьев. Динка выхватила длинный нож из левого голенища и сжала его в руке. Последний волк выпустил ее правую ногу, сообразив, что она защищена. И теперь стоял напротив Динки, подобравшись для прыжка и медленно, скользящими движениями, смещаясь к ней за спину. Динка настороженно поворачивалась вслед за ним, сжимая в руке длинный двадцатидюймовый кинжал. Динка и волк остались на освещенной луной поляне одни.

За Динкиной спиной слышался шум борьбы, треск ломаемых веток и истошное ржание связанного коня, но Динка не решалась обернуться, чтобы не пропустить прыжок стоявшего напротив нее волка.

Раненые волки, скуля убежали. И только один этот не желал сдаваться. Но он встретился с достойным противником. На поляне были не охотник и его жертва, а два равных соперника, ни один из которых не намерен был уступать.

Динка обратила внимание, что волк прижал уши и пригнулся к земле. Так всегда делала Райна — полусобака-полуволк, которая жила у Динки дома — перед тем, как напасть.

Динка тоже приготовилась: перехватила кинжал острием вверх, закрыла свободной рукой горло и тоже напрягла ноги.

Волк стремительно прыгнул, и в лицо Динке полетела оскаленная пасть. Динка резко присела, подныривая под передние лапы зверя и оказываясь прямо под беззащитным брюхом, покрытым редкими короткими щетинками. Она что есть силы полоснула волка зажатым в кулаке ножом от ребер до паха.

Леденящий душу вой раздался над лесом, а на Динку сверху рухнула тяжелая туша, вытряхивая ей под ноги внутренности и пачкая ее своей кровью. Динка, упавшая на землю, под тяжестью тела поверженного волка, быстро вывернулась и отползла, держа перед собой окровавленный кинжал. Но никого вокруг не было. На том месте, где был привязан конь, остались лишь обрывки веревок, да широкий кровавый след, уходящий в чащу леса.

Небо на востоке стремительно светлело, а она опять не смогла за ночь отдохнуть и восстановить силы. Караван с каждой минутой удалялся от нее все дальше. Динка наскоро перетянула искусанное предплечье чистыми бинтами, вспоминая как Тирсвад перевязывал сам себя с помощью здоровой руки и зубов. Подобрала с земли свою сумку, разгрызенную веревку и уздечку, оставшиеся от лошади, и побрела в сторону дороги.

В душу снова закрадывался страх. Но в этот раз она боялась не за себя, а за мужчин, сидевших в клетке и нуждавшихся в ее помощи. С каждой ее задержкой в пути, шансы на выживание у них все меньше. В дороге с ними могло случиться что угодно. Каждый из них мог умереть от ран. День проходил за днем, а они не получали еды, воды и не имели возможности перевязать раны. А если Динка не догонит и не освободит их до того, как кортеж войдет в столицу, то спасти их уже не получится. Их выведут на площадь и казнят. И тогда Динка никогда больше не увидит никого из них. Эта мысль неожиданно отозвалась внутри болью. Динка и не задумывалась раньше о том, что она привязалась к своим похитителям.

Динка уже шагала по дороге, когда услышала дробный топот копыт. Она юркнула в придорожные кусты, провожая взглядом отряд гвардейцев, догоняющих кортеж. Ей нужно найти человеческое жилье и тоже раздобыть себе лошадь. Динка снова вышла на дорогу и бегом бросилась вдогонку за отрядом солдат.

Она бежала пока совершенно не выбилась из сил, постепенно замедляясь и чувствуя, как все настойчивее колет в левом боку под ребрами. Наконец, она перешла на шаг, тяжело дыша и спотыкаясь. Жилья все еще не было, но лес сменился вспаханными полями, протянувшимися насколько хватало глаз. Это давало надежду.

О ва́ррэнах, сидящих в клетках вот уже пятые сутки без еды и воды, Динка старалась больше не думать. Они сильные, они выживут. Динка успеет. Она сделает все, что в ее силах. Укушенная рука противно пульсировала и с каждым шагом наливалась нарастающей болью. Динка упрямо сжимала зубы и шагала вперед, держа под языком сухарик. Вяленое мясо так и осталось там в лесу, затерявшись где-то в залитой волчьей кровью золе от костра.

Когда солнце поднялось уже на две ладони над горизонтом, Динка дошла до развилки. У ее ног дорога разделялась на три, разбегавшиеся в разных направлениях. Динка, не задумываясь, шагала прямо все дальше и дальше. Поля уже окружали дорогу со всех сторон, темный страшный лес скрылся за горизонтом. Ближе к полудню Динка дошла до небольшого поселения, где крайний у дороги дом оказался постоялым двором.

Динка ускорила шаг. Теперь лошадь. Ей нужна была лошадь. Она ничего не чувствовала: ни голода, ни жажды, ни усталости. Не было в душе ни горя, ни радости, ни страха. Только пульсирующая боль в руке, да осознание того, что она опаздывает. Сильно опаздывает. Возможно, опаздывает на целую жизнь. Динка боялась представить свою жизнь после того, как узнает о том, что ва́ррэнов казнили.

— Мне нужна лошадь, — хрипло проговорила она, распахивая дверь постоялого двора и не тратя времени на приветствия. — Сытая, отдохнувшая, быстроногая лошадь.

— Девочка моя! — ахнула немолодая женщина, скучавшая до Динкиного появления за прилавком. —