Фронтовой дневник княжны-попаданки - Валентин Денисов

— Здравствуйте, — кротко произношу я, хотя не сомневаюсь, что в действительности говорить нужно было что-то другое.

— Анастасия Павловна? — Александр Николаевич поворачивается ко мне и смотрит на меня из-под бровей. Он выглядит еще суровее, чем его брат. Одним словом, император!

— Да, это я, — подтверждаю, решив, что правитель взял паузу как раз для этого. Но он ведь наверняка и без моего подтверждения знал, что это так.

— Мне доложили, что вчера один из моих подданных позволил себе некрасиво вести себя в вашем обществе. Это так? — спрашивает он сухо и властно. При такой манере, врать точно не хочется.

— Так, — опускаю взгляд, понимая, что теперь последствия для Кадира могут быть очень плохими.

Несмотря ни на что, мне жалко его. Он ведь пал жертвой собственных желаний. Он хотел научиться лечить людей, как лечит их Агриппина Филипповна. Но еще больше он хотел, чтобы я была рядом. Нет, он хотел обладать мной. Именно это его и погубило.

И даже тот факт, что Кадир убил настоящую Анастасию Павловну, не делает его в моих глазах зверем. Я не знаю, что между ними произошло. Не знаю, что стало причиной подобного исхода. Но лично мне его поступок подарил новую жизнь…

— В моей армии, как и в моей Империи, подобное недопустимо! — произносит он чуть более эмоционально. — Где этот мерзавец? — обращается он уже к по-прежнему стоящему рядом офицеру.

— Заключен под стражу, — рапортует тот, вытянувшись по струнке.

— На плац его! — требует император. — Собрать всех офицеров. Суд должен быть публичным, чтобы всем неповадно было.

— Есть на плац! Есть собрать! — офицер разворачивается и выходит из палаты.

— А мне?.. — нерешительно пытаюсь уточнить, что мне нужно делать.

— А вы, Анастасия Павловна, можете быть свободны. Не думаю, что вам есть необходимость наблюдать за ходом суда, — Александр Николаевич демонстративно отворачивается, показывая, что он больше не намерен продолжать разговор.

Молча выхожу на улицу. Я слышала, что его величество обычно были молчаливы и сам факт, что он со мной говорил, уже удача. Но я не хочу, чтобы Кадира убивали из-за меня. Я не хочу, чтобы вообще кого-то из-за меня убивали. Но что я могу изменить? И главное, как?

Не думаю, что сам император станет меня слушать. Как и не думаю, что он вообще может послушать хоть кого-нибудь. Но ведь это неправильно. Это нехорошо.

Медленно иду в сторону госпиталя, а у самой все мысли обращены только к мужчине, который оказался так груб со мной. Безусловно, он заслужил наказание. Но ведь можно было бы обойтись чем-то более гуманным, чем казнь. А в том, что это будет именно казнь, я не сомневаюсь.

Шаг за шагом, удаляюсь я от лагеря. Сзади уже слышатся крики и смех собирающихся на импровизированный плац офицеров. Они знают, что должно произойти. Для них в этом нет ничего необычного. Но для меня — это все дико.

И я хочу хотя бы постараться как-нибудь это исправить.

Глава 54 Суд

Не знаю, что именно мной руководит, желание не нести ответственность за чужую жизнь или какая-то другая мотивация, но я разворачиваюсь и иду обратно в лагерь.

Чего я хочу добиться, не знаю. Тем более я не знаю, как я этого хочу добиться. Но я знаю, что не хочу, чтобы Кадира судили по правилам военного времени. Хочу, чтобы суд над ним был справедливым.

Вот только может он оказаться таковым или нет — это уже вопрос.

— Господа офицеры, — слышу со стороны сборища голос какого-то мужчины. Это точно не император. Но голос у него достаточно властный, чтобы выносить приговор. — Мы собрались здесь, чтобы осудить того, кто не достоин носить звание офицера и офицерские погоны!

Подхожу к толпе в тот самый момент, когда с плеч Кадира срывают мундир.

— В наше время, на фронте, и так хватает смертей, — продолжает тот и рядом с подсудимым я нахожу высокого офицера с густыми бородой и усами. Он абсолютно безэмоциональным взглядом осматривает ряды своих сослуживцев, будто выискивая их реакцию. — Никто не должен нести смерть еще и в тылу!

Одобрительный гул проносится по рядам. Все согласны с оратором. В том числе и стоящий чуть в стороне и молчаливо наблюдающий за происходящим император.

— Пропустите меня, пожалуйста, — пытаюсь пробраться сквозь плотные ряды офицеров, но те неохотно расступаются. — Дайте уже пройти!

— Негоже вам здесь находиться, — хмурится один из них.

— А на кой оно вам надо? — присоединяется к нему другой.

Если иду, значит надо! Но говорить подобное не решаюсь. Все же не известно, какой может оказаться реакция.

Пытаюсь и дальше пробраться, а в это время прислушиваюсь к происходящему на плацу.

— Скажешь ли ты хоть что-то в свое оправдание? — обращается к Кадиру офицер.

— Не скажу, — бросает тот, без раздумий. — Нечем мне себя оправдывать. Проиграл я своему желанию и своим чувствам. Оттого и поступил нехорошо.

— Ты почем же хотел барышню жизни лишить? — похоже, что офицера такой ответ не устраивает.

— Не хотел я ее жизни лишать, — Кадир поднимает голову и обращается к императору. Будто на самом деле тот сам вопрос задавал. — Полюбилась она мне. В жены взять хотел. А как не далась она мне в жены, так и озверел. С кем же не бывает?

Услышав его слова, замираю. Это ведь с его слов я во всем виновата получаюсь. Довела бедного своим отказом до нервного срыва, и сама же и пострадала. Так что ли выходит?

— Разве ж можно так сразу звереть? — в речи допрашивающего не слышу осуждения. Впрочем, и других эмоций не слышу. Будто не интересно ему все это.

— Да коли не озверел бы, так совсем с ума бы сошел, — не теряется Кадир. — Коли не моей бы осталась, как жить-то тогда? Не горазд я другим свое отдавать.

— А коли не на свое, а на чужое глаз положил? Барышня-то отказала. Значит твоей и не была никогда, — четко раскладывает все по полочкам офицер.

— Отказаться-то отказалась, да гулять-то со мной ходила, — не уступает Кадир. — Поздно вечером гулять согласилась. А после такого, разве можно