Её ванильное лето - Оксана Хващевская

по двору, для достоверности заглянула под ветви диких слив, но и там никого не было. Куда еще пойти, она не знала. Так и хотелось выйти на дорогу и заорать: «Вот она я, если я вам, конечно, нужна! А я вам нужна, можете не сомневаться, ведь только я знаю, где они!»

Эта игра в кошки-мышки Маше очень не нравилась, но был ведь и другой вариант. А что, если никто и не собирался выслеживать ребят? А вдруг те люди с развалин решили, что любопытные молокососы из деревни не несут какой-то реальной угрозы, и махнули рукой?

Постояв немного посреди школьного двора, Маша вышла на дорогу и побрела домой. Свернув к дому бабушки, она замерла на месте и, втянув голову в плечи, подкралась к забору, чувствуя, как сердце екнуло от страха. Сквозь штакетник Маша увидела темный силуэт. Кто-то сидел на лавочке во дворе. Девушка подкралась к калитке в надежде получше рассмотреть.

«Все, точно за мной пришли! Вот и доигралась!» — мелькнуло в голове. Она оглянулась, прикидывая, как далеко успеет убежать. Бесшумно отступив на шаг, повернулась и уже собралась было сигануть в поле, как вдруг…

— Машка, ты чего там прячешься? — раздался из темноты веселый голос Сафронова.

Услышав знакомый голос, девушка вернулась и вошла во двор. Хотя и понимала, что Вадим представлял для нее не меньшую опасность. Его появление на лавочке во дворе в столь поздний час не предвещает ничего хорошего. Еще свежи были в памяти воспоминания о его последнем ночном визите, да и синяки на запястьях не успели исчезнуть. От него следовало держаться на расстоянии, но тешить самолюбие Сафронова, обращаясь в бегство, как-то не хотелось.

— А я и не прячусь! — ответила девушка, открывая калитку и входя во двор. — Всего лишь проявляю осторожность, а это разные вещи! Девушка я одинокая, а придурков вокруг хватает.

Принципиально не задерживаясь у лавочки, она поднялась на крыльцо, отыскала ключ и повернула его в навесном замке.

— Вот и я о том же подумал, когда шел к себе на вышки. Дай, думаю, дождусь Машу, она девушка одинокая, а я обещал ее матери…

— …приглядывать за ней, — перебила его девушка. — Да-да, я уже слышала об этом. У тебя неплохо получается! Спасибо за заботу! Я пошла спать.

— И в гости не пригласишь?

— Сафронов, какие гости? Ты на часы смотрел?

Маша, наконец, справилась с замком и открыла входную дверь.

— Я-то смотрел, а ты? Да брось, Машка, еще не поздно! Ты ведь не откажешься напоить меня чаем? Признаться, сегодня я еще не ужинал!

Мужчина поднялся с лавочки, легко преодолел ступени и вплотную приблизился к ней.

Лигорская понимала: его следует отправить куда подальше и захлопнуть дверь перед самым носом, но поступить так не решилась. Как бывало уже не раз, в его присутствии она теряла способность здраво рассуждать и действовать. Он смотрел на нее своими серыми, чуть прищуренными глазами, а она чувствовала, как ее будто обволакивало что-то невидимое, заставляя учащенно биться сердце и вызывая дрожь. Колени подгибались, ладошки становились влажными… Она вдыхала его запах, круживший голову, и хотела только одного — обернуться, прижаться к нему, уткнувшись лицом в грудь, почувствовать его объятия и остаться в них навсегда. Рядом с Сафроновым Маша забывала все обиды, думая лишь о том, коснется ли он ее, улыбнется ли, поцелует…

Не обернувшись, девушка вошла в дом, быстро проскочив сенцы, и оказалась в передней. Тут же зажгла свет и занавесила окно. Налила в чайник воду и поставила его на плиту.

Сафронов замешкался во дворе. Маша слышала, как, войдя в сенцы, он захлопнул за собой и запер на щеколду дверь, и на мгновение зажмурилась. Да уж, самоуверенности этому человеку явно не занимать!

Войдя в дом, мужчина заглянул в холодильник и извлек оттуда тарелку с бутербродами, которыми Маша ужинала сегодня. Критически взглянул на них и поставил на стол.

— Ты вообще что-нибудь нормальное ешь или святым духом живешь? — с улыбкой спросил он, присаживаясь к столу.

— Я мало ем. Но в холодильнике еще есть кое-какие запасы. Баба Маня сало приносила и яйца. Хочешь, пожарю? — предложила она.

— Спасибо, не надо! Мне хватит и бутербродов! — сказал он, то и дело поглядывая на нее.

Она выставила на стол чашки, насыпала заварку, достала сахарницу и устроилась за столом напротив. Задумавшись о чем-то и глядя как будто сквозь него, она прижимала к полной нижней губе чайную ложку. О чем сейчас были ее мысли, Сафронов едва ли мог знать, но по тому, как смягчились черты лица и затуманились зеленые глаза, нетрудно было догадаться. Он улыбнулся, чувствуя, как внутри вновь поднимается желание обладать этой девушкой. Она была колючей, дерзкой и вызывающе несносной, но Сафронов знал о ней то, о чем другие, возможно, даже не догадывались. Знал о нежности, спрятанной глубоко внутри. О чувственности и страсти, с которой она, как кошка, ласкалась и отдавалась ему. Да она и походила на кошку своими круглыми, широко расставленными глазами.

Чайник закипел, а она не пошевелилась. Мужчина поднялся и легко дернул ее за косу.

— Машка, проснись, чайник закипел! — сказал он.

— Я слышу! — вздрогнула она и посмотрела на него не совсем осмысленным взглядом человека, который только что находился где-то в заоблачных далях. Опустив ноги на пол, она собралась было встать.

— Я вижу. Сиди уже, я сам заварю чай!

Машка снова подтянула колени к груди и, обхватив их руками, уткнулась подбородком. А Сафронов тем временем налил в чашки кипятка.

— Ты где гуляла так поздно? — спросил он как бы между прочим.

— Как всегда, на школьном дворе!

— Правда? А мне показалось, там сегодня никого не было. Я шел мимо около часа назад и не заметил, чтобы горел костер! Там вообще весь день было тихо.

— Ну, около часа назад нас уже не было там… — расплывчато ответила Маша.

— А где вы были? — не отставал Вадим.

— Да так… Гуляли по деревне. И вообще, какая разница? — как можно беспечнее девушка пожала плечами. — Разве у нас не могут быть свои секреты?

— Сколько угодно! Но сегодня я был у бабы Мани и слышал, как она рассказывала кому-то по телефону, что Андрей вчера куда-то неожиданно пропал. И кажется, не он один! Куда это твои друзья подевались, а, Мария?

Маша отхлебнула чаю, не торопясь с ответом, и взглянула на него из-подо лба.

— А что вдруг такой интерес к ним? — спросила она, небрежно убирая со щеки выбившуюся прядь волос.

— Что ты, радость моя! Интерес