Дочь Мента - Екатерина Ромеро

— А-ай!

Меня отпускают, и я тут же падаю на землю. И вокруг теперь кровь. Снова. Много крови. Она везде. Струится по моей шее, по лицу, по рукам.

Дышать тяжело, но хуже другое: я здесь одна.

А их трое. Мы в лесу, и, похоже, это мое последнее пристанище.

Глава 42

— Пожалуйста, я хочу жить. Я прошу вас... я хочу жить.

Стою на коленях, держусь ладонью за щеку, а Вальц облизывает сухие губы и отпивает воду.

— Ну ладно. Мы же не звери, в отличие от твоего папаши. Хочешь жить — живи.

Не шевелюсь, понятия не имею, что делать. И вот вроде он улыбается, но взгляд безжизненный, и меня никто никуда не отпускал.

— Ну чего смотришь? Беги, зайчонок. БЕГИ!

Бросает воду на пол и делает выстрел в воздух, и я тут же подрываюсь на ноги. Я бегу просто куда глядят глаза, не разбирая дороги, не замечая адской боли в щеке.

Вот и она, моя расплата. Дети не должны платить за грехи отцов, но только не в моем случае. Я сама такая же, как и папа, потому я нигде не прижилась, потому меня никто не любил, а только дрессировали.

Я бегу, не оглядываясь, потому что знаю: они идут. Шаг в шаг, точно по следу. Охотники рассредоточились в три стороны, и если я сверну хоть немного вбок, то буду поймана. Поймана и пристрелена, как тот бедный зайчонок, которых, уверена, из-за охотников уже давно нет в этом лесу.

И нет, это не та пробежка, когда ты на физкультуре устала и можешь передохнуть, потому что у тебя в боку закололо. И это даже не марафон. Это бег на выживание, адский спринт, без права остановиться или повернуть назад.

Позади только смерть, а мне еще жить хочется. Несмотря на ни что именно в этот момент просыпается какой-то адский инстинкт выживания. Когда не до боли в боку, не до растрепанных волос и даже не до этой адской раны на лице. Я ее не чувствую, ощущение такое, словно мне срезали эту самую щеку.

Я не могу до нее дотронуться, я вообще уже не ничего не могу, кроме как бежать.

Они идут по следам, опытные ищейки, и, к своему ужасу, я уже тоже опытная добыча. Я запомнила этот лес, я все еще знаю, что после этой поляны будет луг, а после – колючие кусты и болото. Тогда лежал снег, и я с легкостью забиралась даже в самые крохотные щели, а сейчас мне сложнее: вокруг грязь, дождь, мокрые листья. У меня намного длиннее волосы, и они все время цепляются за ветки, делают больно, оставляют следы. В какой-то момент я понимаю, что бегу просто на пределе, но они все равно находят меня. Даже тогда, когда я виляю и перестаю так открыло ломать ветки. Как, как они меня вычисляют?

В критических ситуациях мозг либо замирает, либо начинает соображать быстрее, и я понимаю, что я сам себя выдаю. Кровь. Она течет с моей раны на лице, они находят мои следы.

Быстро оглядываюсь по сторонам. Мне надо прикрыть рану, замотать ее хоть как-то. Одежда слишком жесткая, я не сумею ее разорвать, это будет слышно.

— Боже, боже, боже, помоги…

Я падаю на колени, задыхаясь, дрожу от ужаса, истерики и боли. Поднимаю голову и вижу рядом ствол дерева, а на нем густая поросль мха. Протягиваю руку и сдираю этот мох. Огромный кусок ярко-зеленой поросли. Она будет губкой, она похожа на вату.

Я разворачиваю этот мох и прикладываю к своей щеке. Во рту вкус металла, по шее течет кровь, но мне нельзя останавливаться.

С трудом поднимаюсь на ноги. Мне плохо, голова начала кружиться, я понятия не имею, сколько крови уже потеряла.

Иду теперь медленно. Сил лет, дважды едва не падаю, спотыкаясь об корни.

На улице резко темнеет, небо затягивается черными тучами, собирается гроза. А я уже даже рыдать не могу. Боже, я здесь умру, у меня не будет даже могилы.

Я иду, иду, иду, пока не падаю. После ползу в какие-то кусты. Я больше не могу, клянусь. Я поцарапала себе все руки, но хуже всего моя рана на лице. Она болит, жжет, печет. Я никогда не смогу улыбаться, впрочем, мне это больше и незачем.

Быстро становится холодно, и я широко распахиваю глаза, лежа на спине. Я в тупике, у меня больше нет сил идти, а вернуться назад означает быть пойманной.

Я распахиваю губы и просто смотрю в грозовое небо. Наверное, Сергей будет рад, когда узнает, что меня наконец прибили. Ему, да и вообще всем станет только проще. Это ведь Сергей дал на это добро, уверена, он ночью говорил обо мне.

Ход конем. Раньше был пат, а теперь только мат, и падает белая королева.

Я вспоминаю, как впервые играла в шахматы с Сергеем. Наверное, это был наш первый нормальный диалог. Тогда я в него и влюбилась. Влюбилась тогда, когда этого было делать нельзя, но сердцу не прикажешь.

Плевать оно хотело на разницу в возрасте, на его жену, на моего отца даже. Оно выбрало его и ошиблось. Я не нужна Волкодаву. Я просто его ошибка, не более того.

Глава 43

Порезанная, уставшая, сломленная. О да, я просто идеальная жертва. Я слышу воронов. Они орут прямо над головой, летают так низко и, кажется, уже считают меня едой.

Я отключаюсь, опускаюсь на самую глубину, чтобы резко вынырнуть за воздухом и распахнуть сухие губы.

Не знаю, сколько проходит времени. Уже давно стемнело, и я потеряла счет секундам. Я забралась в самую глубь кустарника. Из последних сил, царапаясь о жесткие кочки, разрывая одежду об колючие шипы. Я и сейчас лежу на шипах, но выбраться отсюда больше не способна.

Понятия не имею, близко ли охотники, а может, они давно уже меня поймали и я просто этого не понимаю. Мне больно. Везде и так по-живому.