Дочь Мента - Екатерина Ромеро

Мое лицо. Похоже, оно изуродовано до предела и я теперь уродец, хотя для кого мне быть красивой. Сергею хотела нравиться, но ему все равно, и, кажется, я еще жива. Я точно чувствую, что мое сердце неистово бьется в груди. Меня кто-то вынес из лесу, но я не знаю кто. Кажется, это был Волкодав, или мне так просто хочется думать.

Агония, кровь и опавшие листья, слышу какие-то звуки. Кто-то шаркает по коридору, медленно шевелю пальцами. Распахиваю глаза, в окно ярко светит солнце.

Я жива. Я выжила, хотя уже и не хотела этого и теперь не хочу. Смысл в чем? Я Сергею не нужна и никогда не была.

Меня лечат. Очень даже внимательно, и на вторые сутки я даже сама встаю с кровати. Я могу ходить, у меня нет ни одного перелома и только повязка. Эта огромная повязка на щеке, которую врач сказал не снимать самой. Ха, это не могло не стать приглашением сделать именно это.

В противовес, наперекор, я всегда так делаю, потому не удерживаюсь, мне хочется понять, кто я теперь такая или, точнее, что.

Я одна в палате, и здесь крутой ремонт. Настолько шикарный, что даже имеется свой душ и туалет, это и правда роскошь. Захожу в туалет и вижу себя в отражении. В больничной сорочке, со спутанными волосами. На щеке повязка. Большая, пропитанная кровью.

Сцепляю зубы, пластырь с болью отрывается от щеки. Задерживаю дыхание, смотрю в отражение и молчу. Не могу ничего сказать, потому что с трудом узнаю себя.

Это не я уже, а какой-то монстр, чудище из того же леса. Мало того, что я вся в царапинах, — шрам. Огромный кривой шрам, проходящий через всю щеку. Он не портит меня — он делает меня уродом.

Я останавливаюсь на десяти швах, дальше просто не считаю. Грубые рубцы от виска до подбородка. Я словно теперь всегда улыбаюсь с одной стороны. Как тот самый персонаж Гюго. Я его читала.

Слезы капают на кафель, я вскрикиваю и пугаюсь собственного отражения, забиваюсь в стену. Шок, удар, какая-то волна. Чувствую только, как скрипнула дверь, а после вижу Сергея.

Это точно он, и он смотрит на меня страшнее, чем обычно. Он тоже испугался. Испугался такой меня, но и я его теперь боюсь. В тысячу раз больше обычного, ведь это мой убийца, тот, кто отдал меня своим друзьям.

***

Милу оперируют пять часов, и, скорее всего, это будет не последняя операция. Сначала хоть как-то зашить, но шрам будет, я прекрасно это понимаю.

Вальц перешел границу, но только он сделал это не сейчас, а гораздо раньше. Я решил перепроверить дело, и хоть тогда и не было зацепок, позже они всплыли.

Новые факты, доказательства, улики. В деле Максима был еще один информатор. Внутренний, ведь Круглов не мог знать всего. Потому Вальц хотел уничтожить Диму. Чтобы скрыть соучастника, чтобы сухим выйти из воды.

Я не верил, сомневался еще, но убедился в этом тогда, когда загнал Вальца в лесу. Он все мои страшные догадки подтвердил. Все до единого слова.

Вальц хотел получить все наследство, его брат препятствовал. Он был первым претендентом и делиться не хотел, потому и появилась эта игра в долгую. Мой Максим оказался не в том месте. Вальц хотел убить брата и заодно срубить бабла с операции, а Максим попал под горячую руку. Круглов – да, конечно, слил инфу, но он был не более чем внешней крысой.

Все было чисто и красиво, всех собак повесили на Круглова, и Вальц чистым вышел из воды, а Мила… она просто дочь мента. Не более.

Я ее ненавидел первое время, потом начал сомневаться, что она такая же, но это всегда было между нами. Эта вражда, моя холодность к ней. К той, которая этого не заслуживала, но в итоге получила сполна.

При всем этом Мила всегда мне была ближе, чем вся моя семья, вместе взятая, потому что она и есть моя семья. Она моя, она моя с первой же минуты, как я увидел ее.

Ее оперировали долго, и еще пару дней Мила приходила в себя. Она спала даже тогда, когда действие наркоза прошло, и я в какой-то момент испугался, что она вообще не проснется. Не проснется, чтобы я мог увидеть ее снова.

Я не мог отойти от нее, но и не знал ее реакцию. Во мне бушевало что-то страшное, ведь все это время я хотел уберечь Милу и не смог. Я не смог, и приди я на минуту позже, она бы умерла. Погибла бы от потери крови, шока, боли. Я помню, как бежал по лесу, как нес ее на руках. Невесомую, такую хрупкую и практически белую.

Мила едва дышала, я боялся, что не успею выйти из этого леса, не успею помочь. И простить себя я не смогу за это, ведь все, что видела от меня Мила, — это только холод, неприятие и боль. Тотальная боль, которая сжирала меня за потерю брата и которую Мила хлебнула сполна.

Костя пришел в себя раньше. Еще один удар под дых. Мила и правда была свидетелем. Она никого не трогала, все вывернули против нее. А я не поверил ей, и мой последний, но не по важности косяк — Вика.

Та, которую я терпел, потому что обещал не бросать с ребенком, когда брал замуж. Та, с которой мне было комфортно вести свою личную отдельную жизнь. Она в итоге выбрала сторону Вальца и предала меня. Она приняла от него вызов, помогла Миле сбежать, выпустила ее из дома.

Как оказалось, все эти годы у нас не было семьи. Был брак, были рамки и видимость стабильности, потому что мне нужно это было для карьеры.

Но ничего кроме. Сука, Вика даже волосы перекрасила, чтобы были как у Милы. И я только сейчас понимаю, что Вика ей подражала. Но это не работало. Ни разу.

Мила была в больнице. Испуганная, дрожащая, рыдающая с тем шрамом.

Мне было больно видеть мою девочку такой, но еще больше понимать, что это я не уберег и она теперь меня боится.

_______