Кто хочет замуж за герцога? - Сабрина Джеффрис

Пока довольно с нее и этого. Пока.

Торн лежал рядом с ней. Сердце его билось ровно. Все тело пребывало в приятном расслаблении. Но желание обладать Оливией не отступило.

Как такое возможно? Девять лет назад его бы охватила паника при мысли о неизбежности брака. Да что там, девять лет назад он не на шутку испугался, когда их застали целующимися. Но сейчас, странное дело, он не испытывал ничего похожего на страх. Он был вполне доволен жизнью.

Если он сейчас займется с ней любовью, то сможет делать это без лишней спешки, более заботливо. Но что за странные мысли? Выходит, он испытывает потребность в ней. Но на самом деле ему никто не нужен!

Торн окинул взглядом Оливию, уютно прижимавшуюся к нему всем телом, и сразу почувствовал возбуждение. Господи, он и вправду попал в беду. Заботясь о здравии своего рассудка, он поспешил ее укрыть.

Оливия сладко вздохнула и положила голову ему на плечо.

— Я не этого ожидала, — сказала она.

Ему не надо было говорить, что она имеет в виду.

— Было хуже или лучше?

— Определенно лучше.

Она перебирала волоски на его груди, а он все отчетливее ощущал шевеление в определенном органе. Он попытался усилием воли усмирить свою похоть, хотя прежде в обществе Оливии его усилия всегда были тщетны.

— И что вы ожидали? — спросил он лишь для того, чтобы отвлечься.

— Ну, знаете, то, что обычно рассказывают юным леди, — рассеянно глядя куда-то вдаль, сказала Оливия. — Что, когда вы выйдите замуж, у вас будет болезненная связь с мужем, но это ничего, потому что он отдарится драгоценностями и мехами и прочими приятными вещами.

Эти слова возымели для него непредсказуемый эффект: напрочь отбили всякое желание заниматься любовью.

— Другими словами, — сказал он, — юным леди говорят, что после замужества они станут шлюхами.

— А я о чем?! — воскликнула Оливия, уже глядя ему в глаза. — Как вы думаете, почему я не хотела выходить замуж? Какая разница, быть женой или любовницей? По сути, это одно и то же.

— Не одно и то же хотя бы потому, что рожденные в браке дети не бастарды, — сказал он, перебирая прядки ее волнистых волос. — Но если «болезненная связь» — все, чего вы ожидали, тогда почему позволили мне… Я хочу сказать…

— Потому что я сомневалась в достоверности этих сведений. А когда я в чем-то сомневаюсь, то стараюсь проверить это на собственном опыте.

— То есть для вас это был эксперимент.

— Именно! — просияв, сообщила ему Оливия.

Так вот она какая — ее сияющая улыбка, адресованная именно ему. Теперь Торн понимал, что чувствовал Джанкер и почему так старался вызвать у нее эту улыбку.

— Лично мне такого рода эксперименты нравятся гораздо больше тех, что вы проводите в своей лаборатории.

— Пожалуй, в некоторых аспектах они действительно куда приятнее, — игриво согласилась Оливия и уже совсем иным, серьезным, тоном спросила: — Как вы думаете, Грей очень огорчится, узнав правду о гибели своего отца?

— Думаю, не очень. Он и так предполагал, что отца отравили. К тому же он его не знал, а, судя по тому, как о нем отзывались те, кто его знал, покойный герцог был не самым приятным человеком.

— Печальная история. Простите мне мое любопытство, но, если Грей никогда не был близок с отцом, почему он вообще озаботился причиной его смерти?

Торн раздумывал, что можно рассказать ей об отце Грея, а что нельзя, и решил, что она и так уже достаточно посвящена в их семейные дела, а поскольку ей еще предстоит свидетельствовать на суде, впоследствии она и все остальное узнает. Нет причин что-то от нее скрывать. К тому же Оливия — женщина умная, и она, возможно, взглянув на эту историю под новым углом, заметит то, чего они не замечали раньше.

— Грей опасается, что тот, кто отравил его отца, мог также убить и нашего с Гвин отца, нашего отчима и дядю Шеридана.

— Но… — заикаясь от волнения, проговорила Оливия, — я думала, что ваш отец погиб в дорожной аварии.

— Так и есть. Но вчера я встречался с местным констеблем, и, согласно полученным от него сведениям, авария могла случиться из-за того, что кто-то ослабил крепление кучерского сиденья на карете, поскольку найдено оно было не рядом с самой каретой.

— Какой ужас!

— Все это пока одни только предположения. Будет непросто доказать, что имело место преступление. Но я все равно хочу всерьез заняться расследованием.

— А как же погибли остальные? Они были отравлены, как отец Грея?

— Боюсь, что нет. На самом деле доказать то, что отец Грея умер не своей смертью, проще всего. Поэтому мы с него и начали. Но все эти смерти объединяет одно — на первый взгляд они кажутся смертями от несчастного случая или болезни. Как ты понимаешь, при сложившейся тенденции никто из нас не может чувствовать себя в безопасности.

Оливия крепко обняла его, словно надеялась таким образом защитить.

— Мне так жаль вашу бедную матушку. Стать трижды вдовой — такого никому не пожелаешь.

— Да, и чтобы лишний раз не тревожить болезненные воспоминания, мы решили оградить ее от всего, связанного с расследованием. Она все узнает, лишь когда наступит полная ясность.

— И это правильно. Пережить потерю близкого человека не просто, но ей пришлось пережить трагедию трижды! Как она только справилась с этим?

— У нее есть мы, ее дети, и мы всегда будем ее поддержкой и опорой, — с улыбкой сказал Торн.

— Но дети и муж — не одно и то же. Я не представляю, что бы чувствовала, если бы судьба лишила меня любимого человека. Уж лучше тогда совсем не выходить замуж.

Торн был согласен с Оливией. Он бы наверняка воздержался от последующих браков, но мать его, очевидно, придерживалась иного мнения.

— Если честно, наша мать по-настоящему любила — в том смысле, который вкладывают в это слово романтики, — только одного своего мужа.

— Вы имеете в виду вашего отца. Того, у которого, по словам маман, была любовница.

— Да, его. Но словам вашей мачехи я не очень доверяю.

— Но, судя по всему, раньше вы ей верили. Поэтому вы не верите в возможность брака по любви?

Проклятье! Разговор пошел явно не туда. Торн понимал, что должен сделать Оливии предложение после того, что произошло между ними, но он не был к этому готов.

«Ты боишься, что она снова тебе откажет», — подумал он и тут же с негодованием отмел эту мысль.