Сердца мира - Анна Цой

– Ну все! – завопила маман, – все уже и так поняли кто здесь первая сука на деревне! Теперь отбежали друг от дружки на максимальное расстояние!

Вольтер улыбнулся и, закинув меня на плечо, безапелляционно понес в сторону моей башни, не забыв послать уже красной от злости маме воздушный поцелуй.

– Позер! – прошипела я, пытаясь дотянуться шлепком до его мягкого места.

А что, ему можно, а мне нельзя?

– Не буянь, – прошипели мне на ухо, возвращая мою тушку в приличное положение, – я и так на грани.

Мы уже подошли к моей башне, когда меня отпустили и поставили на ноги. Я тут же заскочила на первую ступеньку и попыталась закрыть дверь. «До свидания!» вышло жалким, потому как дверь мне закрыть не дали, как бы я не пыжилась.

Резко притянув к себе, он произнес:

– Не делай так больше, – почти касаясь моих губ своими.

Сердце бухнуло куда-то вниз и затрепетало пойманной птицей. Я потянулась к нему сама, чмокнула в губы и, помахав ручкой на прощание, начала подниматься наверх.

Мое поведение пугало меня саму даже сильнее, чем резкая смена настроения и тактики Вольтера. Не знаю, что именно спровоцировало мое чертово сознание на такое поведение, но в прошлые разы «моего грехопадения» определенно было легче. По крайней мере я отчетливо не осознавала то, чего хочу.

Так или иначе, но до моего совершеннолетия по меркам Фобоса оставалось чуть меньше года. А до этого момента предпринимать настолько рискованные решения было… страшно.

20

Я бегу по лесу. Какой это мир? Ни Фобос, ни Деймос никогда не имел таких деревьев. Даже издали видно, как с листьев тихо капает темно-синяя жидкость. Вся земля устлана жемчужными листьями с синими прожилками. И этой чертовой жижей, которая липнет к ногам, оставляя неприятное чувство.

Тени идут за мной, как будто я их чем-то маню. Да и сама я иду на дивный зов. Зов волка. Альфа стаи будет переживать. Но кто он такой, чтобы я ему подчинялась? Отец бы не предал, как это сделал он!

Запинаюсь о корень и падаю навзничь на липкую землю. Но успеваю выставить вперед руки. Слишком маленькие чтобы ответить. Слишком маленькие чтобы драться со взрослыми. Все слишком.

Посмотрели бы они на меня, осознавая, что я все понимаю.

А я понимала даже больше, чем хотела. Беззаботное детство закончилось там – на поле с грамандинами, когда меня предали, даже не став ничего выяснять.

Встаю и отряхиваю свое любимое зеленое платье.

Но я отомщу им. Брошу вызов. Не убью, но сделаю больно. Я докажу, что он зря посчитал меня слабой.

Снова зов. Сколько можно выть? Словно делать им нечего.

Сзади меня хватает мама и сильно спеша подталкивает в портал.

– Не хочу! – в очередной раз кричу я, – я останусь здесь!

Вырваться не удается.

– Лесси, детка, все хорошо! – она гладит меня по волосам, щекам и спине.

Злость сменяется слезами.

– Ты обещала себя хорошо вести в гостях, помнишь?

Киваю в ответ, но слезы остановить не получается. Не такая я и сильная, раз меня защищает мама!

– Я вернусь через несколько дней, хорошо?

Она садится на землю и обнимает меня. Кажется, она снова плачет. Из-за меня?

Я вновь киваю и сминаю подол ее платья в кулаки. Мне будет плохо без нее. Я буду скучать. Но я сильная. Как мама. И не буду плакать.

– Я люблю тебя, Лесси…

И меня отдают на руки какой-то женщине. Она молодая, но глаза у нее старые, как у бабушки, и синие, как будто в них залили море. Но у мамы красивее, будто трава у нашего замка. Или те волшебные листики, что привез мне дедушка с охоты в прошлое лунное затмение.

Но теперь они не смеются как раньше. Теперь вся зелень в них поблекла.

А мама исчезает в ярком огненном портале, взглянув на меня в последний раз. Мы идем по темной улице в какой-то деревеньке.

 Одинокие, на пару с едва поскрипывающим снегом под ногами.

Дождь капал с самого вечера, небо хмурилось и тяжело опускалось на плечи грозовыми тучами. Луны же давно скрылись и отказывались освещать промозглую стылую землю.

На душе было так же сумрачно и тяжело. Что-то нехорошее приближалось. Даже воздух пропитался нотками чего-то резкого, будто гнилого.

Я, Ни и Мао сидели в столовой и вяло ковырялись в тарелках.

– Пахнет смертью! – заявила Марконтьяр, с грохотом поставив тарелку с овсянкой на стол.

Я вздрогнула.

– Да ладно, – хохотнула русалка и тут же добавила, – чего это он здесь забыл?

Обе они смотрели поверх меня и хмурились. Я тут же развернулась и увидела, как в зал входит длинноволосый парень. Взгляд мне его не понравился сразу – холодный, цепкий и как будто обреченный. Так на меня смотрел Вильгельм в первый день нашего знакомства. Видимо потому что выбора у папочки не было, а дочь оказалась не такой, как он рассчитывал.

– Твой бывший? – решила сыронизировать я.

Гавния хмыкнула и принялась есть дальше. Затем кивнула своим мыслям и вылила ушат ледяной воды на меня:

– Это Аларик Асгард. Твой брат.

Сомневаться в ее словах у меня причины не было, поэтому спросила:

– Серьезно? Он же… эм?

Произнести слово «мертв» у меня не повернулся язык. Тем-более, как оказалось, Аларик жив, и говорить это сейчас было… кошмарно.

Но почему же я тогда сразу подумала о папочке? Глаза, выражение лица, да даже походка выдавали в нем явную копию отца. Интуиция не дремлет. В отличие от меня.

– С чего ты так решила? – спросила Мао и тут же заговорщицки продолжила, – маги импульсивны, если ты понимаешь о чем я. Магические дуэли не запрещены даже в Белокаменном Замке.

Я удивленно оглядела старающегося как можно важнее переминаться с ноги на ногу «братца». Не похоже было, что бы он кого-то на дуэль вызывал. Слишком уж запуганным выглядел.

– Вот он и нарвался на одну из таких дуэлей. Как итог – полностью выгорел, – продолжила Гавния.

Выгорание магического дара – это жестоко. Насколько я помню, таких пустышек ждало весьма жестокое существование. Обычно их лишали титулов, ставили печать на знания и отправляли работать на Лорда. Но это было с нетитулованными магами, а вот что делали с такими как он, я не знала. Да и не было их – высшие берегут своих магически одаренных детей как зеницу ока. Как же это папандр не уследил?

– Говорят, Вильгельм