Прикосновение смерти - Т. Л. Мартин

Моя грудь. Она вот-вот разорвется. Я киваю на мгновение, пытаясь обрести дар речи, напряжение сгущает воздух вокруг нас. Когда я наконец отвечаю, мой механизм преодоления сарказма срабатывает прежде, чем я могу его остановить:

— В любое время, Грим.

— Грим?

Я поднимаю на него взгляд и невинно хлопаю ресницами.

— Да. Знаешь, как в Мрачном жнеце.

Выражение замешательства появляется на его красивом лице.

— Кто?

— Серьезно? — Я чувствую, как мои плечи расслабляются, почти забывая о напряжении, когда мой рот приоткрывается. — Сама Смерть не знает, кто такой Мрачный Жнец?

Его глаза сужаются, брови хмурятся.

— Должен ли я?

Я тихо хихикаю.

— Думаю, что нет. Хотя странно называть тебя Смертью, поэтому я решила попробовать. Тебе это не нравится?

Складка между его бровями становится глубже, и он выглядит так, будто искренне обдумывает это.

— Я не знаю.

— Нет, ты прав. Все еще слишком сложно. Как насчет того, чтобы я называла тебя просто Джи?

Он морщит нос.

— Мальчик-призрак? — Он качает головой, улыбка играет в уголках его губ. — Леденец?

— Спокойной ночи, Лу. — На его щеках вспыхивает ямочка, голова все еще трясется, когда он исчезает.

На этот раз все происходит быстрее, то, как все начинается, полупрозрачное мерцание цвета, пока не остается совсем ничего, и его внезапное отсутствие причиняет мне такую боль, какой я никогда раньше не испытывала. Я чувствую, как гаснет свет в моих глазах, учащенное биение в груди затихает, воздух вокруг меня возвращается к своей естественной прохладе, и я просто хочу, чтобы он вернулся.

Я хочу, чтобы он остался.

Только когда дверь ванной щелкает и выходит Клэр, до меня доходит: сегодня вечером у него был выбор. Он мог уйти по своему желанию. Он был здесь не потому, что должен был быть.

При осознании этого из меня вырывается поток воздуха, как будто мои легкие освобождаются от захвата, о котором я даже не подозревала.

Он был здесь, со мной, потому что сам этого хотел.

Глава 27

Время от времени нужны маленькие детали, чтобы заставить нас отступить на секунду, осмотреться и понять…

Эй, я в порядке.

Для меня все началось с того, как я оделась этим утром. Не с того, что я надела, а с того, как я подошла к выбору наряда. Хотя обычно я просто подбирала что-нибудь в зависимости от погоды или практичности, сегодня я не торопилась, перебирая джинсы и топы, даже остановилась, чтобы проверить их посадку в зеркале. Следующей была моя прическа. Вместо того, чтобы просто быстро расчесать их, я полностью высушила волосы феном. Я подкрасила губы и добавила туши, просто так, черт возьми. Не имело значения, что сегодня день уборки, я сделала это для себя, и будь я проклята, если это не было приятно.

Ночные визиты от моей Смерти, возможно, имеют к этому небольшое отношение. Или огромное.

Подожди, что? Стоп, Лу — не моя Смерть.

Просто смерть. Смерть людей. Здесь не на что смотреть, кроме равных прав на возможность смерти.

Я улыбаюсь, прогуливаясь по Мейн-стрит, не в силах выбросить его из головы, да и не желая этого. Я никак не прокомментировала тот факт, что сейчас он приходит по собственному желанию, но он должен знать, что я обо всем догадался. Не то чтобы он пытался это скрыть. Сегодня среда, и он не пропустил ни одного вечера.

Есть много вещей, которые мы еще не обсудили, и я понимаю, что должна использовать его визиты, чтобы задавать важные вопросы, я даже планирую делать это каждый день, прежде чем он появится.

Но потом… ну, он появляется. С этими дымчатыми глазами, устремленными на меня, и этой неуловимой ямочкой, появляющейся то тут, то там.

Я не могу подавить еще одну улыбку, когда думаю о нескольких смешках, которые я у него вырвала, каждый из которых мысленно записан как самый ясный и вызывающий привыкание ролик в моем сознании. Я все еще более разговорчивая, но я не возражаю. Не тогда, когда я вижу, как он цепляется за каждую мелочь, которую я говорю. В эти дни выражение его лица говорит больше, чем когда-либо прежде. То, как уголок его губ медленно приподнимается, когда он спокойно наблюдает за мной, или то, как он сжимает их вместе, когда пытается не рассмеяться над чем-то нелепым, что я сказала.

Но иногда, через случайные промежутки времени, когда мы разговариваем, я вижу эти мимолетные моменты, когда выражение его лица становится серьезным. Он замолкает, лицо вытягивается, глаза темнеют, и я знаю, что он думает о суровой реальности нашей ситуации.

Я знаю это, потому что это тоже поражает меня такими вспышками. Тот факт, что это не должно быть возможно. Мы оба знаем, что ничего хорошего из этого не выйдет. Что мы происходим из совершенно разных вселенных и не должны подходить друг другу так хорошо, как это происходит у нас. И что, должно быть, что-то ужасно неправильное, чтобы все это вообще происходило. Мое горло сжимается от этой мысли, волна нервозности прокатывается по мне.

Но как только я думаю, что он будет первым из нас, кто озвучит эти мысли вслух, он, кажется, делает то же самое, что и я, — запихивает это в самый дальний уголок своего сознания.

Только до завтра.

Это всегда только до завтра.

Мистера Блэквуда нет, когда я прихожу к нему домой, что, похоже, стало для него чем-то вроде темы для разговоров в последнее время. В тот момент, когда я переступаю порог, я замечаю, что в кои-то веки он действительно привел в порядок свои бумаги. Тут и там все еще разбросано несколько записок, но прямо под его кофейным столиком спрятана новая картотека.

Я сразу приступаю к работе, и сегодня мне требуется дополнительное усилие, чтобы не заходить в комнату для гостей. Я решаю снова пропустить эту комнату и вместо этого сосредоточить свое время на уборке основных жилых помещений. Это не потому, что я не хочу еще немного покопаться в этой конкретной спальне, а потому, что я это сделаю. Я хочу выдернуть ту папку из-под матрацных пружин, вытрясти все ее содержимое и выяснить, что говорится в остальных сообщениях. Затем я хочу раскрыть картотеку, стоящую менее чем в десяти футах от меня, и пролистать каждый листок бумаги, спрятанный внутри. Но я не буду. Я не буду, потому что мне нужно дать мистеру Блэквуду шанс самому прояснить это со мной. Я