Бесишь меня, Ройс Таслим - Лорен Хо

Среди смеха раздается удивленный ропот. Ройс фыркает:

– Даже отсюда вижу, как учителя и родители закатили глаза от возмущения.

– Ну закатили – и что? – дерзко говорю я. – Я не утверждаю, что у комиков должен быть карт-бланш на разные не очень принятые в обществе темы, но думаю, что нам всем будет полезно разобраться, что именно в этой шутке оскорбляет нас и почему, а затем сделать шаг назад, чтобы понять, стоит ли нам так реагировать, особенно если комик никого этим не обижает. Шутка Джины многослойна, если ты действительно понимаешь, что она хочет сказать.

– Большинство людей не утруждают себя поиском подтекста шутки, их волнует только эстетика. Соблюдение приличий. Необходимость говорить правильные вещи нужной аудитории.

– А вот меня совершенно не волнует необходимость ставить галочку напротив знака добродетели, – ворчу я.

– Да, но большинство людей не такие, как ты. Ты слушаешь и думаешь – сама. Это… именно это мне в тебе и нравится. Хотя, если честно, мне многое в тебе нравится.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Ройса, совершенно сбитая с толку таким поворотом нашего разговора.

– Что, прости? – спрашиваю я, не успевая остановиться.

Таслим откашливается, внезапно застеснявшись.

– Ты меня услышала, – тихим голосом говорит он.

– Скажи еще раз, – шепчу я.

Но Ройс молчит и начинает медленно, но решительно сокращать расстояние между нами. Я могла бы отодвинуться, но не делаю этого. Да и зачем? Чего я боюсь, в конце концов? Что это влечение не имеет смысла? Для кого? В этом пространстве мы наконец снова равны. Я поворачиваюсь к Ройсу в тот же миг, что и он. В тусклом фиолетовом свете его взгляд полон надежды и вопроса. Вместо ответа я двигаюсь навстречу ему. Пространство между нами исчезает. Ройс обнимает меня, прижимает к себе, он приподнимает мой подбородок, дыхание у него учащается. Не отрывая взгляда от моего лица, Ройс шепчет мое имя, а я шепчу его. Наши головы склоняются друг к другу, так медленно, что я практически чувствую смену времен года, и сердце у меня бьется от восторга…

– Ройс, ты здесь? Студком хочет тебя видеть. Тебя же признали лучшим спортсменом года, и сейчас начнется награждение. Так что тебе нужно пойти со мной, – произносит очень знакомый голос.

Я отрываюсь от Ройса и вижу, как из смежной комнаты появляются две темные фигуры. Это Зи и мать Ройса, Минг Таслим. Она подозрительно щурит глаза, глядя на нас с Ройсом, оглядывая наши виноватые позы. Я отступаю, прежде чем осознаю, что делаю, желая оказаться как можно дальше от ее ледяного презрения. В этот момент я спотыкаюсь о кучу картонных коробок с рекламной продукцией в углу комнаты и падаю, снова приземляясь на свою едва зажившую ногу.

Глава 22

Я открываю глаза и со стоном вздыхаю из-за солнечного света и воспоминаний, пробивающихся сквозь утренний туман сна. Неужели, – я смотрю на часы, – прошло всего двенадцать часов с тех пор, как мы с Ройсом – вместе – ушли со сцены? Кажется, это было совсем недавно. Особенно свежо смущение.

Сразу же после того, как мы с Ройсом – кажется, я краснею, – почти поцеловались, нас прервали Зи и мать Ройса, которая, закончив свои дела, решила заглянуть на праздник сына. Я съеживаюсь при воспоминании о ее свирепом взгляде, о том, как я попятилась от нее. И врезалась спиной в кучу коробок, хотя в панике, которая меня охватила, почти ничего не почувствовала. Затем Зи попросила Ройса подождать у сцены, чтобы его объявили спортсменом года среди студентов, а домой меня отвез Верн на своей машине.

Нога у меня все болела и болела, даже когда я вернулась домой, но я не обращала на нее внимания, списывая боль на то, что я неделями, не щадя, опиралась на нее и не отдыхала, как рекомендовал врач. Все же я так быстро выздоравливала! Я приняла две таблетки обезболивающего и отправилась спать, думая, что на следующий день мне станет лучше. Стэнли с мамой должны были вернуться сегодня утром и забрать Рози от подруги, а я планировала подольше поспать, как обычно делаю по воскресеньям.

Я вдыхаю изысканный аромат знаменитого карри Стэнли – по воскресеньям на поздний завтрак у нас подают прату. Хорошо. Родители дома. Я проверяю телефон и обнаруживаю кучу поздравительных сообщений, в том числе от Джины, которая оправилась от вчерашних проблем с желудком благодаря лекарствам, которыми ее снабдила Юн, пока мы с Ройсом были на сцене.

Я свешиваю ноги с кровати, чтобы встать и выполнить упражнения, рекомендованные врачом (и мои секретные укрепляющие упражнения, рецепта на которые никто не давал), но это мне не удается, потому что колено пронзает острая боль, от которой у меня перехватывает дыхание. Споткнувшись, я тяжело падаю на пол, ошеломленная, по лицу у меня струится пот. Когда приступ боли утихает, я подползаю к двери и слабо зову на помощь.

– Стэнли! – с трудом выдавливаю я из себя, надеясь, что его сверхострый слух, отточенный годами обучения крикливых подростков, уловит мой зов.

Стэнли слышит и спешит ко мне из соседнего кабинета. Он помогает мне дойти до кровати, каждый шаг дается мне с трудом. Когда я, забираясь в постель, ударяюсь голенью о столбик, перед глазами у меня все вспыхивает красным, я сдавленно кричу и, задохнувшись от боли, падаю на кровать.

Стэнли мрачно достает из-под кровати костыли, при виде которых я смаргиваю горькие слезы, но горечь быстро смывает волной боли. Я начинаю тихо плакать.

– Тебе нужно немедленно к врачу, – говорит он, помогая мне подняться на ноги. – Пошли. Линг! Линг!

Он зовет маму, которая появляется в дверях бледная и опухшая со сна; я понимаю, что она спала, и вдобавок ко всему начинаю ругать себя за то, что и ее заставила волноваться. Я хуже всех. Хуже всех.

– Что… что случилось? – растерянно спрашивает мама.

– Мамочка, – всхлипываю я.

Увидев, в каком я состоянии, она начинает действовать. Вместе со Стэнли они усаживают меня в машину, ключи уже у нее в руке, а Стэнли тем временем разговаривает по телефону с мамой подруги Рози, чтобы спросить, может ли Рози еще немного побыть у Жасмин, потому что приема в государственных больницах можно ждать часами. Он также собирает кое-что из еды для нас – кофе, воду, закуски, – и мы уезжаем. Я даже не