Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

медными вихрями. Воздух над ним тоже колышется, искажая мутно-голубой горизонт, усеянный темными лунами, настолько близкими, что, кажется, я могу дотянуться до них и подержать в ладонях. Серебряные ленты Авроры переплетаются с могильными камнями, служа единственным украшением этой выжженной местности.

Здесь нет холмов. Нет деревьев. Ни камней, ни скал, ни валунов.

Никаких признаков жизни.

И уж точно нет воды…

Только я, король и дракон размером в половину горы.

Отлично.

― Белый флаг ― это белый флаг, ― говорит он, опираясь локтями на согнутые колени и наклоняя голову набок. ― Могу ли я освободить тебя и поверить, что ты не станешь пренебрегать правилами нашего… соглашения?

― Скорее всего, нет.

― По крайней мере, ты честна, ― бормочет он, глубоко вздыхая.

Он тянется к голенищу ботинка и достает бронзовый клинок в форме лепестка.

Черт.

Надо было соврать.

Я дергаюсь, шипя сквозь стиснутые зубы, когда он подносит лезвие к моей груди, просовывает его под веревку и… режет.

Часть веревки распутывается, позволяя мне сделать первый глубокий вдох с тех пор, как я была привязана к забытому Творцами столбу.

Должно быть, мой взгляд выражает степень моего потрясения, потому что в его тлеющих глазах вспыхивает искорка смеха.

― Ты думала, я собираюсь зарезать тебя, заключенная семьдесят три?

― Конечно. Ты же видел, сколько кусков кожи они разложили на земле во время моего суда, и я бы соврала, если бы сказала, что это все. Очевидно, что у тебя только мускулы, но нет мозгов.

Он усмехается, перерезая еще одну веревку. Еще одну.

Еще одну.

Я скатываюсь со столба и снова падаю лицом в песок.

Он поднимает меня на ноги и отряхивает, а затем наклоняется ко мне, принюхиваясь.

― Ты права, от тебя дерьмово пахнет.

― Да пошел ты, ― бормочу я, и он вскидывает бровь.

― Ты хотела убить меня минуту назад. Я не могу за тобой угнаться.

Я фыркаю от смеха.

― Не волнуйся. Немногие могут.

― Это вызов? ― спрашивает он, засовывая клинок обратно в ботинок.

― Нет. Но я дам тебе шанс отпустить меня.

― От всей души откажусь.

Конечно.

Надеюсь, он не будет возражать, когда я от всей души перережу ему горло.

Он расстегивает плащ, стягивает его с плеч, давая мне возможность увидеть вблизи, как мощно движется его мускулистое тело. Мои щеки пылают, когда он закутывает меня в просторную ткань, закрепляет под подбородком, а затем щелкает меня по носу.

― Очаровательно.

― Я отрежу тебе язык тем клинком, что у тебя в ботинке.

Он накидывает капюшон мне на голову, окутывая меня тенью.

― Я бы предпочел, чтобы ты использовала зубы, но нищим выбирать не приходится.

Я хмурюсь, понимание приходит медленнее, чем восход Авроры. У меня вырывается возмущенный смешок, но он быстро обрывается, когда он приседает, берет мою левую лодыжку в одну руку, сжимает цепь в другой и дергает, расправляя плечи. Звено разрывается и взлетает в воздух.

Хорошо.

Он повторяет процесс с другой моей лодыжкой, отрывая кусок цепи, который бросает в сторону.

― У тебя хорошо получается. ― Я взмахиваю руками, и металлическая цепь, натянутая между ними, звенит от моего движения. ― Продолжай.

Он сухо смотрит на меня и поднимает с земли обрывок веревки. Соединив мои руки вместе, он сдвигает кандалы повыше, затем делает несколько витков вокруг запястий и завязывает узел.

― Это… не то, что я имела в виду.

Он отрывает цепь от кандалов на моих руках, разъединяя звенья, словно они сделаны из глины.

― Я в курсе.

Черт.

― Туповатый. Понимаю. Не осуждаю.

Довольно хмыкнув, он поднимается, а затем нагибается, обхватывая меня своими большими руками. Он закидывает меня на спину и поднимает, как мешок с зерном.

― Что ты делаешь? ― кричу я, перевешиваясь через его плечо, пока он шагает к… своему дракону. Сердце так сильно бьется в горле, что я почти задыхаюсь.

― Каан, нет. Я не соглашалась на это!

Его тело напрягается, шаги замедляются, он издает низкий, скрежещущий звук.

― Скажи это еще раз… ― Что?

― Мое имя, Лунный свет. Повтори его еще раз.

Если это поможет мне избавиться от полета, я буду кричать его в небо, пока у меня не разорвутся голосовые связки.

― Каан. Каан. Каан. Каан. Каан! Теперь опусти меня. Немедленно.

Он набирает воздух в легкие, вся его грудь раздувается, словно он только что сделал первый вдох с момента начала глубокого погружения.

― Ты не сказала «пожалуйста», ― наконец произносит он и снова идет вперед.

Что…

― Пожалуйста!

― Слишком поздно.

Я собираюсь раздробить его кости и использовать их в качестве зубочисток.

Он подходит к тяжело дышащему зверю, где с седла свисают длинные веревки с узлами, украшенные множеством петель для ног, в одну из которых он продевает свой ботинок.

― Засунь меня обратно ему в пасть!

Он рывком поднимает нас по веревке, и я с ужасом в глазах наблюдаю, как земля уходит все дальше и дальше, а затем отказываюсь от борьбы, когда до меня доходит, что я не смогу вырваться или зарезать его, чтобы сбежать.

Достигнув седла из сшитых вместе шкур на спине огромного зверя, Каан преодолевает последние несколько петель, затем перекидывает ногу через седло и усаживает меня к себе на колени.

Я сижу на нем и, приоткрыв рот, смотрю в его глаза, задыхаясь от опьяняющей близости. Он смотрит на меня сверху вниз, его напряженное дыхание овевает мое запрокинутое лицо — воздух между нами наполняется статическим электричеством, от которого у меня мурашки бегут по коже.

Творцы.

Окунувшись в запах кожи и его одурманивающего аромата, я ощущаю, как напряжение разливается внизу моего живота, требуя того, чему все остальные части меня категорически противятся, и размышляю, может спросить этого мужчину, не хочет ли он потрахаться, прежде чем я перережу ему горло…

Наверное, не стоит.

― У тебя есть время, пока я считаю до десяти, чтобы решить, как ты хочешь сесть, а потом я направлю Райгана в небо, и ты не сможешь это изменить, ― выдавливает Каан сквозь стиснутые зубы, и мое сердце бьется все сильнее с каждым его окончательным словом.

Я открываю рот, собираясь выплюнуть что-нибудь резкое, когда он произносит: ― Один… Два…

Черт.

Я вздрагиваю, задираю правую ногу вверх, упираясь в его бедро.

― Три… Четыре…

Я пытаюсь встать, но теряю равновесие и снова падаю, прижимаясь лицом к его груди,