Мой темный Ромео - Паркер С. Хантингтон

рестораны Даллас частенько ходила, а кроме них, что примечательно, подавляющее большинство людей, которых я внес в черный список, хранящийся у меня в домашнем кабинете.

Толпа, с которой ни за что нельзя связываться.

Люди, которых я систематически избегал любой ценой.

Даллас умудрилась их найти и пригласить всех до единого ко мне домой. Невероятно.

Не будь я так сильно взбешен, то был бы крайне впечатлен.

– Уйди с дороги.

Хэтти опустила голову и отошла в сторону.

Я протолкнулся среди множества тел. Большинство даже не потрудились принарядиться и наслаждались превосходным алкоголем из моего винного погреба (в котором я хранил бутылки для особых случаев) прямо в кожаных шлепанцах Ferragamo и спортивных костюмах Bally.

На всех столах был накрыт полноценный банкет, любезно предоставленный Nibbles – местным эксклюзивным сервисом, который брал по тысяче восемьсот долларов за человека.

Люди смеялись, ели, общались и устраивали себе экскурсии по моему дому. В котором, кстати говоря, было шумно.

Невыносимо шумно.

Моя душа, если она и впрямь у меня была, жаждала вырваться на волю, будто пуля, и спасаться бегством.

По пути к лестнице я врезался в чье-то плечо. Его обладатель обернулся.

Оливер.

Первым делом я вмазал ему прямо в лицо. Не настолько сильно, чтобы сломать нос, но с достаточной яростью, чтобы донести свое мнение о его недавнем поведении.

По причине дерьмового воспитания во мне был чрезвычайно развит бойцовский инстинкт. Собственно, мой главный инстинкт в любой ситуации. Я десятилетиями держал его в узде. А Печенька уже обрушила его на множество ничего не подозревающих жертв.

– Ай. – Оливер потер щеку. – А это еще за что?

– За то, что пренебрежительно отзываешься о моей жене, открыто предлагаешь ей сексуальные услуги, да и, если начистоту, потому что твоя физиономия раздражает.

Он вздохнул.

– Справедливо. Прошу заметить, что шутки о том, чтобы переспать с твоей женой, мне больше неинтересны. Я решил, что это помешает всем будущим попыткам сблизиться с ее сестрой.

В моей жизни есть хоть кто-то, по умственному развитию превосходящий тринадцатилетнего ребенка?

– Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Он сделал глоток бельгийского пива, которое вообще не продавали в Штатах. Господи. Сколько денег это мое проклятье спустило за время нашего недолгого брака?

Оливер нахмурил брови.

– Относительно чего?

У меня закончилось терпение.

– Да что, черт подери, побудило тебя ответить на приглашение на вечеринку?

– А. Не было никакого приглашения. – Он покрутил пальцем. – Вся эта тусовка была спонтанной. Она все организовала в последнюю минуту. Невероятно, правда? Она могла бы зарабатывать этим на жизнь.

Мысль о том, что Печенька обзавелась работой (или отчитывается кому-то, кроме собственной безответственной персоны), казалась одновременно смехотворной и невозможной. Этот разговор лишил меня остатков терпения. Оливер поднес горлышко бутылки к губам.

Я придержал ее за донышко, заставляя его допить все до последней капли или рискнуть захлебнуться пильзнером.

– Оливер. Почему ты здесь?

Когда я отпустил бутылку, он с ухмылкой пришел в себя и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Ну, скажем так, потому что она устраивает потрясные вечеринки. Сказала, что будет специальный банкетный сервис, импортный алкоголь и театр огня. И пока Дербишир меня не разочаровала.

Театр огня? В моем доме?

Я сжал его рубашку в кулаках, теряя остатки обожаемого самообладания.

– Где она?

Оливер пожал плечами – во всяком случае, попытался под моими кулаками.

– Когда я видел ее в последний раз, она примеряла коктейльное платье какой-то девицы, а та примеряла ее платье.

– Она разделась догола перед посторонними? – Меня хватит инфаркт. В тридцать один год.

– Понимаю, почему тебя так штормит, братан. Она ходячий секс. И как она поддерживает задницу в такой форме? Приседает по пятьсот раз на дню?

Съедает по две пачки «Орео» и макфлури.

Я пробирался сквозь десятки людей, пока не дошел до комнаты Даллас. Заперто. Ну конечно.

Пинком выбил дверь. Обычно я не был любителем портить двери в стиле рустик по пять тысяч долларов за штуку, но отчаянные времена требовали отчаянных мер.

К слову об отчаянии: моя жена сидела на краю кровати в аляповатом коктейльном платье ярко-зеленого цвета, которое ей не принадлежало. Перед ней преклонился Мэдисон, что есть силы рыдавший ей на колени.

Под глазами у него красовались два фингала после самодельной пластики носа, которую я устроил ему в Париже. Но ему все равно хватило тупости вторгнуться на мою территорию без сопровождения целой армии.

Даллас сидела со скучающим видом и оставалась верна своему образу. Очевидно, что она давно ждала моего эффектного появления. Она хотела моего внимания и теперь, как ни печально, станет его объектом.

Мэдисон вскочил на ноги, а вот Даллас вставать не спешила. Ее сочные пухлые губы довольно изогнулись. Она выиграла в этом раунде и знала это.

Я рано ушел с работы, чтобы приехать сюда.

А теперь хищно кружил вокруг Мэдисона, не сводя с него глаз.

– Скажи мне, Лихт. Тебя не было в тот день, когда Бог раздавал мозговые клетки?

– Ты не посмеешь поднять на меня руку на людях. – Мэдисон открыл свои карты в нашей своеобразной игре в покер. – А мы сейчас, по сути дела, в людном месте. Здесь почти сотня человек.

Он был прав. Пока мы говорили, некоторые из гостей толпились снаружи, гадая, почему дверь валяется на полу, а мы втроем выглядим такими напряженными. Казалось очевидным, что по крайней мере один из нас уедет отсюда в мешке для трупов.

– Ты выказываешь мне незаслуженное доверие. – Я похрустел костяшками пальцев, чувствуя, что опасно близок к тому, чтобы сбросить напускное спокойствие и собранность. – Я вполне могу прикончить тебя прямо здесь и сейчас, если не объяснишь, что за сцену я только что застал.

Печенька надулась.

– У нас был разговор по душам.

Я прочел между строк. Она решила сыграть роль в этом бардаке. И у нее получилось. Это ознаменовало момент, когда она перестала быть второстепенной участницей.

– Или примирительная беседа, – возразил Мэдисон. – Зависит от того, как на это посмотреть.

Его попытка подтолкнуть меня к совершению ошибки была настолько очевидной, что оставалось только сообщить об этом на рекламном щите на Таймс-сквер. И все же я впервые в жизни угодил прямиком в его ловушку. Перестал кружить вокруг него. Приставил кулак к его горлу. Почти перекрыл ему доступ кислорода, но кто-то схватил меня за локоть.

– Господи, Ром. Ты что творишь? – процедил сзади Зак мне на ухо, оттаскивая от Мэдисона. Будь Зак один, я бы, пожалуй, легко от него отмахнулся. Мы были примерно одной комплекции, но я имел опыт в