Стихийница - Екатерина Александровна Боброва

По стенам прохода побежали, прогоняя тьму, разноцветные блики, загорелся белым потолок, алым полыхнул пол под ногами, но она не обращала на них внимания, продолжая отступать.

«Стихии, вот почему никто из наших не может тебе помочь и выполнить это задание вместо тебя, — признался Упырь. — Мы можем дать тебе ключ к защите, снабдить любыми артефактами, но со стихией тебе придется договариваться самой».

И сейчас, похоже, этот самый момент настал. Не отрывая напряженного взгляда от себя, Оля лихорадочно пыталась придумать, что говорить. В голове вертелась всякая чушь, и никак не удавалось избавиться от фразы про гнев.

— Так зачем пришла? — спросила огненная Оля, отодвигая ее плечом и входя в сокровищницу. На ринувшихся к ним световиков она небрежно махнула рукой, скомандовав: — Кыш.

— Вряд ли за этим, — стихия пренебрежительно пнула богато украшенный женский браслет, и тот жалобно звеня, покатился по полу. — Так за чем?

Оля нервно сглотнула, отвела взгляд от разложенных на полках и сундуках сокровищах, покосилась на поисковик.

— Ага, — произнесли над ее плечом, заставив подпрыгнуть. — Туда, — прикинула направление огненная Оля и зашагала уверенно.

— Давненько я тут не была, — произнесла она, оглядывая захламленный и покрытый слоем пыли угол. — Лет эдак пятьсот. И зачем тебе это старье? — свысока посмотрела на нее.

Оля ощутила, как от стыда загораются уши.

— Жыргхва, неужели парня завела? — хмыкнула вдруг стихия, и стыдно стало вдвойне.

— Эх ты… — выдохнула сочувственно, ничуть не расстроившись, огненная Оля, — вот доброта нас, женщин, и губит.

Слышать это от самой себя было более чем странно, но Оля кивнула.

— Ладно, давай закончим с этим, у нас еще полно дел, — посерьезнела вдруг стихия. Шагнула к дальней полке, нащупала что-то, вытянула на свет. Поморщилась от слоя пыли. Подумала, подцепила край Олиного кителя, обтерла — и дымчато-серый камень засиял внутри пугающе алым огоньком.

— Думаю, именно за этим тебя и послали, — сказала стихия, и они обе глянули на поисковик. Тот засветился зеленым.

— Ага, — довольно ощерилась огненная Оля. — Бери, — протянула девочке камень.

— Нет, — помотала та головой, — не возьму.

— Дура, — припечатала стихия, — сама сказала — ради парня. А раз смог пробраться к тебе в сердце, значит, не так уж и плох. Так что бери, — и она сунула камень ей в карман.

— Пора все вспомнить, Олюшка, — произнесла и вдруг обняла, обдав волной жара.

— Как же я по тебе соскучился, сердечко ты мое огненное! — и так проникновенно это было сказано, что Оля зажмурилась, ощущая, как по щекам мгновенно потекли давно сдерживаемые слезы. Она тихо всхлипнула.

— Ты это, — вдруг испугалась стихия, — давай без сырости, а то эту приманишь…

— Я уже здесь, — пропели у девочки за спиной, и жар смешался с прохладой. Ее развернули за плечи, притянули к себе, впечатывая в полуобнаженный живот, от которого пахло морем, водорослями и рыбой.

— Икриночка моя, — прохладные пальцы погладили по волосам, — исхудала-то как, а в голове кто-то сети запутал, сейчас погоди, помогу. А то этот только и умеет, что пугать.

Прохлада проникла внутрь головы, завертелась вихрем, выметая что-то, и Оля с удивлением поняла, что помнит. Все! Семью, академию, Асмас.

— И ничего я не пугал, — произнес кто-то мужским голосом. Оля обернулась, чтобы встретиться с веселым взглядом алых глаз его огненного величества. — Она сама кого хочешь испугает. Вон какая стала… Взрослая, — и он подмигнул ей.

— Ладно, — нахмурился огонь, тяжело вздохнул, виновато посмотрел на девочку, — нам предстоит долгий разговор и не здесь.

Оля вытерла рукавом щеки, кивнула. Но перед выходом, чуть отстала от стихий и тихонько выложила камень на сундук. Ветра она иначе спасет, без воровства.

Потом в два шага догнала стихии, пристроившись между ними. С одного бока ее теперь грело тепло, с другого овевала прохлада, и это было так знакомо, что глаза опять защипало.

— А вас догоню, — сказал вдруг огонь, когда они вышли в тронную залу и исчез.

Вода насмешливо посмотрела ему вслед, проворчав:

— Неугомонный, вечно все сам решает.

Глава 14ч2

Лорд нервными шагами мерял комнату, время от времени поглядывая на часы. Те ползли, словно преодолевая тройное притяжение, и долгое ожидание скручивало нервы в тугую пружину раздражения. Вдобавок Анселя дико, до ломки, злил проходящий во дворце праздник. В гостевом крыле было тихо, но за час до полуночи местные устроили целое представление в небе, заполнив парк огненные иллюзиями и распускающимися цветами салютов. Музыка упрямо прорывалась сквозь окна, плеща ядом на нервы лорда. На стенах дворца возникали целые цветовые картины, демонстрируя эпохи истории академии от создания до настоящего времени. Портреты ректоров сменяли один другого. Потом пошли сцены игр Огня. И тут даже лорд нехотя признал, что дикари смогли связать свет и музыку в гармоничное представление. В любое другое время он бы полюбовался разыгрываемым действом — талантливо, что и говорить — но сегодня ему хотелось одного — чтобы все закончилось. Чтобы вернулся противный мальчишка. Чтобы они оказались на борту нанятого судна, плывущего обратно в империю.

Лорд задернул шторы, и комната погрузилась во мрак, однако легче не стало. Алые отсветы от иллюзий словно лазутчики асмасцев пробирались сквозь щели, ползли по стенам, превращая комнату в нечто жуткое. В углу слабо, словно не одобряя его поведения, светился световик. Ансель специально оставил лишь один — над часами, чтобы не привлекать внимания к лежащей на кровати фигуре — иллюзорной, естественно.

Музыка и свет погасли в полночь. Праздник переместился внутрь дворца.

— И где его носит? — в который раз спросил у часов лорд. — За это время можно было весь дворец раз десять обойти. Или, поганец, решил повеселиться? Давно, небось, выполнил задание, а сейчас смотрит, раскрыв рот, на представление или от сладкого стола отойти не может, — и он заскрипел зубами, не в силах простить зависимость от ребенка. Он, лорд Ансель, должен ждать какого-то мальчишку⁈ Еще и нервничать из-за него!

— Только появись — шкуру спущу, — и Ансель со всей дури проложил кулаком по стене. Боль обожгла и помогла успокоиться еще на пару часов.

В три часа ночи он чувствовал себя абсолютно измотанным. Попытался прилечь, но ворочающееся внутри беспокойство не дало сомкнуть глаз ни на секунду.

И он сдался, поднялся с кровати, вернулся к окну, где и провел последние часы, вглядываясь в расцвеченный праздничными фонарями парк. Вслушиваясь во взрывы смеха. И с ненавистью провожая каждую,