Половина пути - Юля Тихая

Как будто всё не со мной, а я отдельно, не здесь, и я… как застреваю в этом. Сложно вспомнить, что это моё тело. Ты извини, что так вышло, я не хотела, чтобы… Но я не пугалась. Я тебя не боюсь. Ты… добрый.

В этот момент Брент почувствовал себя мудаком вдвойне. Очень добрый, очень замечательный Брент, сорвал на неё собственное раздражение на пустом месте.

Он протянул ей руку, и Ольша, с готовностью отложив куртку, переползла к нему на колени. Уткнулась носом куда-то в шею, вцепилась пальцами в рубашку. Такая нежная, такая отзывчивая…

Перед глазами снова всплыли придуманные жаркие картины, и Брент, стиснув зубы, заставил себя сказать:

— Наверное, нам всё-таки лучше остановиться?

Она вскинулась:

— Почему? Нет, если тебе так не нравится, если ты не хочешь, это… это понятно. Но если из-за меня, то я бы хотела… Я теперь знаю, я буду… я что-нибудь придумаю, чтобы…

— Котёнок, я не хочу делать тебе больно. Или неприятно, или странно. Мне кажется, тебе ещё рано…

— Наоборот! — горячечно сказала Ольша. — Мне это надо, понимаешь? Если сейчас не… если я… я потом никогда не решусь. Я бы хотела с тобой… может быть, не прямо завтра, но там же дальше много городов, и как-нибудь… раз уж ты любишь простыни.

Брент прижал её к себе и едва услышал, как она прошептала:

— Пожалуйста.

Понимала ли она сама, о чём именно просит? Уж вряд ли о том, чтобы потрахаться в Ладерави. Брент, может быть, не всегда хорошо понимал то, что происходит у Ольши в голове — в конце концов, это была отдельная голова с целым букетом своих странностей, — но то, что она не готова к сексу, не вызывало никаких сомнений.

Увы, выкинуть из головы образы было куда сложнее, чем, похоже, думала сама Ольша.

— Это моя половина, — напомнила она с вызовом. — Я предлагаю, а ты можешь решить…

— Да-да, — ворчливо согласился Брент. — Я уже понял, ты решила бить меня моим же оружием, коварная женщина.

Ольша шутливо толкнула его в плечо кулаком, а Брент поймал её руку, поцеловал ссадины от ногтей на тыльной стороне ладони. Прикрыл глаза, выдыхая и смиряясь.

— Пока я хочу спать с тобой в обнимку. Что ты об этом думаешь?

Она обняла руками его шею и поцеловала в губы.

Глава 18

До Ладерави они добрались в глубокой темноте и так умаялись, что Брент даже не захотел ужинать — это ж насколько нужно было ушатать мужика! Правда, чуть позже выяснилось, что «без ужина» значило «я заказал в комнату»: служка притащил целый кувшин кефира и широкий пирог с мясом и грибами.

Ольша вяло подтрунивала над этим, а сама устроилась за крошечным столиком так, чтобы касаться коленом мужского бедра. И сидела, обняв ладонями кружку и баюкая внутри ласковое тёплое чувство.

На Брента хотелось смотреть. Им хотелось любоваться. Касаться между делом, так, чтобы внутри пробегали искры. И это каждый раз было мучительно, невозможно приятно, так, что Ольша улыбалась и терялась от ощущений. А в горле ком, и к глазам подкатывают непрошенные глупые слёзы, которые так трудно потом затолкать обратно внутрь.

— Ты чего не ешь? — нахмурился Брент. — Если хочешь, там на кухне, говорят, ещё каша рисовая есть, но я нюхнул — что-то они с ней перемудрили…

Ольша моргнула. Гостиница была неплохая, но они приехали так поздно, что пришлось долго колотить в дверь, чтобы разбудить служащего. Пирог тоже был постоявший, с сухой коркой, но Ольше и без того кусок в горло не лез.

— Ты же сам не хотел ужинать, — она постаралась улыбнуться.

— Устала?

Ольша вытянула руки вперёд. Пальцы подрагивали, будто каждый пытался жить своей жизнью. В теле нет физической мышцы, которая управляла бы силой, но стихийники быстро привыкают думать руками, связывать пальцами нити своих конструкций, сминать в ладонях узлы…

— Ну смотри, я доем тогда.

Ольша моргнула, не сразу сообразив: это о пироге. Пожала плечами. Брентова привычка жрать, как не в себя — или, может, наоборот как раз, как в себя, такому здоровенному мужику и еды нужно много, — её забавляла и немного умиляла.

Она вообще не могла найти, к чему в нём отнестись плохо. Даже его сила ощущалась ласковой, надёжной, не как дрожь или валящиеся на голову камни, а как… опора?

«Я люблю тебя», хотела сказать Ольша. Но это, конечно, было бы очень глупо. Может быть, Ольша не была настоящей девушкой, но, пока в ней не проснулась сила, она успела выучить немало девичьих премудростей. Одна из них гласила, что девушка никогда не признаётся в чувствах первой: сперва мужчина должен встать на одно колено, и уж потом она, так уж и быть, покраснеет, взмахнёт ресницами и прошепчет: «Я тебя тоже». Всё прочее — неприлично, невозможно.

Девчонки постарше, правда, болтали, что среди парней немало трусов, у которых язык отвалится раньше, чем произнесёт все положенные слова. Ещё говорили, что многие мужчины — медленные тупицы, которые могут размышлять о своих чувствах годами и не приходить ни к каким внятным выводам. И тогда, конечно, даже очень порядочная девушка может подтолкнуть избранника к верным словам и заговорить о своей любви первой. Но делать это следует только тогда, когда совершенно очевидно, что эта любовь взаимна.

Тогда девушка может сказать: ах, моё сердце трепещет.

И юноша, прижав ладони к груди, заверит её, что его собственное сердце уже практически выскочило из груди и уехало поездом в Руму.

Как видно, Ольша выросла на не самых лучших дамских романах и не слишком понимала в отношениях. Увы, даже ольшиного понимания было достаточно, чтобы осознавать со всей определённостью: конечно же, Брент её не любит и никогда не станет любить.

Это было настолько ясно, что даже почти не причиняло боли. Конечно же, ласковое тёплое чувство в груди Ольши было безответным. Она очевидно влюблялась в него всё дальше и глубже с каждым днём, а он столь же очевидно не чувствовал к ней ничего серьёзного.

Да и что серьёзное может быть? Он нанял её по контракту, они работали вместе и ехали вдвоём по пустым послевоенным дорогам, между ними пробежала какая-то искра, только и всего. Так часто бывает с людьми, которые вынуждены много времени проводить вместе. Трудно общаться с одним и тем же человеком дни напролёт и не испытывать