Спецназ. Притворись моим - Алекс Коваль

— Ириска, мы не на пожар, — его голос, низкий и с этой фирменной хрипотцой, действует на меня как валерьянка на кота. Но я держусь. — До полуночи еще четыре часа. Ехать до Глеба минут сорок, если без пробок. А пробок нет, потому что все нормальные люди уже давно режут салаты.

— Мы не нормальные люди, — парирую я, наконец-то справившись с молнией на сапоге. — И вообще, Аврора мне уже три раза написала. У нее там какой-то «Армагеддон с нарезкой», и если мы не приедем и не спасем ситуацию, она нарежет Раша вместо колбасы в оливье.

Ник усмехается, подходит ко мне и забирает из рук тяжелый пакет.

— Раша не жалко. Но так уж и быть, поехали спасать салат.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, но я ловко уворачиваюсь.

— Э-э-э, нет! Помада! Даже не думай.

— Жадина, — хмыкает он, но в глазах пляшут веселые искры. — Ладно, ночью отыграюсь.

Мы вываливаемся из квартиры в морозный питерский вечер. Снег валит крупными хлопьями, красиво, конечно, но холодно — жуть. Я плотнее кутаюсь в шубку, пока Никита загружает пакеты в багажник.

Год.

Прошел целый год с того безумного путешествия в Челябинск, где мы притворялись, врали, сбегали, ругались и в итоге влипли друг в друга по самые уши. Кто бы мог подумать? Если бы мне тогда, в поезде, сказали, что через год я буду жить с этим неандертальцем, спать в его футболках и планировать с ним встречу Нового года, я бы рассмеялась этому пророку в лицо. А потом хорошенько побила.

А сейчас… Я смотрю на его широкую спину, на то, как он уверенно смахивает снег с лобового стекла, и внутри разливается тепло. Такое, знаете, уютное, как горячий шоколад.

Мы садимся в машину. В салоне пахнет его парфюмом и немного мандаринами — мы купили целый ящик утром.

— Пристегнись, Ириска, — командует он, заводя мотор.

— Слушаюсь, товарищ подполковник, — фыркаю я, щелкая ремнем.

Всю дорогу я ерзаю на сиденье. Не только потому, что мне не терпится увидеть ребят. Есть еще кое-что. Кое-что очень маленькое, но глобальное, что лежит сейчас в моей сумочке, в маленькой подарочной коробочке, и жжет мне бок похлеще раскаленного утюга.

Я нервничаю. Дико. До дрожи в коленках.

Пару недель назад, когда я увидела эти две полоски, я сначала не поверила. Подумала — брак. Купила еще три теста. Все — полосатые, как жезл гаишника.

Шок. Паника. Радость. И снова паника.

Мы ведь только начали жить «нормально». Я заканчиваю институт, у нас куча планов, мы хотели летом рвануть в отпуск… А тут — здрасьте, приехали.

Я кошусь на Никиту. Он сосредоточен на дороге, одной рукой держит руль, другая лежит на моем колене. Его большой палец успокаивающе поглаживает мою ногу. Он ничего не подозревает. Абсолютно. Для него это просто очередной Новый год в компании друзей.

— Ты чего такая тихая? — вдруг спрашивает он, не поворачивая головы. — Обычно ты болтаешь без умолку, как радио, у которого сломалась кнопка «выкл».

Я вздрагиваю.

— Я? Тихая? Просто… песню слушаю. Нравится.

— Ага, — кивает он. — «Jingle Bells» в рок-обработке. Очень глубокая композиция. Прям за душу берет.

— Не язви, Сотников. Я просто настраиваюсь на праздник.

— Волнуешься? — бросает на меня быстрый взгляд. — Из-за подарка?

У меня сердце пропускает удар. Он что, экстрасенс?

— В смысле?

— Ну, ты всю неделю какая-то дерганая. Прячешься по углам, шепчешься по телефону. Я уж грешным делом подумал, ты мне любовника в подарок готовишь.

Я выдыхаю. Шутник, блин.

— Размечтался. Хотя, если он готов готовить для тебя вместо меня — заворачивайте, беру! С твоим жором я скоро оформлю прописку возле духовки.

— Это да, меня прокормить — проще убить, — соглашается он, сворачивая во двор дома, где снимают квартиру Глеб и Аврора.

Мы паркуемся, хватаем пакеты и бежим к подъезду. Домофон пиликает, и через секунду мы слышим запыхавшийся голос Авроры:

— Пароль⁈

— Снегурочка с мешком оливье и злой серый волк! — кричу я в динамик.

— Заходите, спасители! Лифт работает, но лучше пешком, растрясете жирок перед ужином!

— Добрая девочка, — бормочет Никита, придерживая дверь.

Мы поднимаемся на лифте (еще чего, пешком с пакетами!), и уже на лестничной площадке слышим шум. Из-за двери квартиры доносится смех, звон посуды и чей-то возмущенный вопль.

Дверь распахивается раньше, чем мы успеваем нажать на звонок.

На пороге стоит Аврора. В блестящем платье, босиком, с растрёпанными волосами и с большой ложкой в руке. Она выглядит как безумная фея кулинарии.

— Наконец-то! — визжит она и кидается мне на шею, чуть не выколов глаз. — Ирка! Я думала, я с ума сойду! Глеб мешается под ногами, Раш сожрал половину нарезки, пока я отвернулась! Это дурдом!

— Привет, подруга! — я обнимаю ее, стараясь не раздавить подарки. — Спокойно, кавалерия прибыла.

— Привет, Аврора, — улыбается Никита, занося пакеты. — Глеб жив?

— Пока да, но он ходит по тонкому льду, — фыркает она, пропуская нас внутрь. — Проходите, раздевайтесь!

В квартире пахнет мандаринами, запеченной уткой и хвоей. В центре гостиной стоит огромная елка, украшенная так стильно, что хоть сейчас в журнал. Гирлянды мигают, создавая уют.

Из кухни выходит Глеб. В фартуке поверх футболки, с ножом в руке. Вид у него такой серьезный, но глаза смеются.

— О, подкрепление, — басит он. — Здорова, Сот. Ириска, привет. Выглядишь отпадно.

— Спасибо, Сав, — я чмокаю его в щеку. — Ты тоже ничего, фартук тебе к лицу. Подчеркивает мужественность.

— Издевайся-издевайся, — хмыкает он, пожимая руку Никите. — Проходите в зал, там Раш оккупировал диван и страдает.

— Чем страдает? — уточняет Никита, стягивая ботинки.

— Одиночеством и отсутствием совести, — доносится голос Марка из гостиной.

Мы раздеваемся и проходим в комнату. Марк вальяжно раскинулся на диване, подкидывая и ловя мандаринку. Выглядит он действительно немного помятым жизнью, но довольным.

— Привет, семейные! — салютует он нам мандарином. — Как жизнь молодая? Дети, ипотека, кризис среднего возраста?

— Заткнись, Раш, — беззлобно бросает Никита, плюхаясь в кресло и вытягивая свои длинные ноги.

— Нет, ну а что? — не унимается Марк. — Вы двое выглядите такими… бесяче-счастливыми. Аж скулы сводит. Сияете, как начищенные монеты. Прямо фу.

— Завидуй молча, — парирую я, усаживаясь на подлокотник кресла рядом с Никитой. Он тут же по-хозяйски кладет руку мне на талию.

— Чему завидовать? — фыркает Раш, запихивая дольку мандарина в рот. — Тому, что вы теперь не можете спокойно сгонять в бар, не отпросившись у своей второй половинки? Или тому, что вам приходится подстраиваться друг под друга? Не-е-ет, ребята. Свобода —