Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

действовал в основном руками и верхней половиной тела — развитие по типу альфы помогало мне в этом, а он пускал в ход ноги, оказавшиеся, несмотря на стройность удивительно крепкими. Мы оба тяжело дышали, щёки были красны и у меня и у него от взаимных хлопков. Спина и плечи мои были покрыты царапинами, губа прокушена. Желая близости, он сопротивлялся, переходя в атаку, а я тоже желая её, нападал и оборòнялся. Наконец, с трудом поднявшись с двойным весом вцепившегося в меня Оттолайна, я навалил его на стол. Бумаги, чернильница, перьевые ручки и карандаши разлетелись по кабинету, член мой, до звона одеревеневший, ткнулся головкой в мошонку омеги, раздвинув яички в сторòны, а я тяжело дыша, прижал его к столу лишая возможности двигаться:

— Ну-у, что ты сделаешь теперь? — запалённо прошептал я прямо в его лицо.

Он откинулся назад, а затем молча ринулся головой вперёд и впился поцелуем в мои губы, ноги его обхватили меня в капкан, а руки омеги закинулись мне на шею, не давая разорвать нашу близость. Какофония чувств вливалась и вливалась в меня, заставляя поглощать её, и я с удивлением почувствовал, что делать это приходится против воли. Он напитывал меня своими эмоциями! Само собой, не осознавая этого, но напитывал. Ярость борьбы, жажда секса, любование мной, моим телом и запахом — всё это вливалось в меня, заставляя голову кружиться от их избытка.

Резкая отрезвляющая боль прòнзила многострадальную губу — он снова укусил! я, озверев, выпутался из его рук и отвесил крепкую оплеуху, так, что из уголка его рта показалась кровь, а затем, толкнувшись тазом, резко прòник в промокший анус и яростно, как бы мстя за боль, заходил там, задыхаясь от злобы.

Руки Оттолайна опали, он прикусил кожу на своём плече, голова его моталась под моими сильными толчками, он выдохнул и, снова посмотрев на меня, вдруг улыбнулся. Блаженно. Я, двигаясь в нём, подтягивал его под себя, подминал, загибая ноги вверх, вколачиваясь сильнее и сильнее в горячую глубину, а он блаженствовал и смеялся подо мной во весь рот, а потом вдруг вцепился пальцами в прокушенную им же губу и начал размазывать кровь по моему лицу. А я колотился в нём как рыба на берегу…

Голова омеги полыхала красным светом возбуждения казалось вот-вот, вот-вот и он взлетит, забыв себя в оргазме. Но нет… Дыхание моё успокаивалось, Оттолайн тоже перестал задыхаться, но грудь его, кстати, весьма неплохая, на первый номер точно потянет — ни у кого здесь такой не видел, продолжала вздыматься, увенчанная остриями крупных сосков. Мы не отрывали взгляда друг от друга, но вот улыбка пропала с его лица, в голове, залитой краснотой промелькнули жёлто-зелёные нити, рука омеги взметнулась, отвешивая хлёсткую пощёчину:

— Это всё, что ты можешь?

Снова вызверившись, я, выйдя из промокшего насквозь ануса, дёрнул его за ноги, почти сволакивая со стола, перехватил руку, поднятую было для нового удара, ухватив тонкую щиколотку, перевернул бьющееся подо мной тело на живот и снова притиснул его к столу. В этот раз прòникновение произошло с участием телекинеза — мстя за боль и унижение, я сформировал толстую энергетическую дубину и, толкая собственным членом, протиснул её до самого упора, так, что Оттолайн стиснул зубы. А потом начал возить ей у него внутри, кожаный ремень, бывший у меня в брюках, взвился в воздух и, повинуясь телекинезу, оказался вложенным в рот десятника, не давая ему кричать от удовольствия, концы его я удерживал рукой, а потом, чувствуя, что он на грани, навалился на его тело сверху, сильнее и сильнее придавливая к столу, вторая моя рука выворачивала за спину правую руку омеги, не давая ей двигаться. Придавленный мной Оттолайн стремительно шёл к пику, а я, двигаясь на нём и в нём, чутко отслеживая его состояние, клонился ниже и ниже, пока моих губ не коснулась атласная кожа вывернутого вверх плеча. Чувствуя, что он сейчас сорвётся в пучину оргазма, я со всей накопленной злостью укусил его в плечо и тут же подо мной мучительно застонало и забилось в конвульсиях оргазма тело целителя. Горячая сперма выбрызгивалась, заливая мне ноги и край стола, а омега выгибался от боли и наслаждения, высоко задрав подбородок…

Я стоял у стола, навалившись на лежащего на нём Оттолайна, мы оба тяжело отпыхивались, я чувствовал как подо мной живёт и дышит тело десятника, ремень выпал из его рта, запалённо дыша, он прошептал:

— Нам обязательно надо это повторить, оме…

— Это была ошибка, оме…

— Жаль… у нас с вами неплохо получается…

Как тут Руди-то справлялся? Бедненький. С таким любовником он в патентованного подкаблучника превратится. А Гризелд учитель. Привык помыкать детьми. Потом мужем будет помыкать. А это неправильно.

Как был, обнажённый, я развалился в кресле с широко, как только можно, раскинутыми руками и ногами и молча наблюдал за Оттолайном. Тот, нисколько не стесняясь наготы, повернулся на столе, поднялся, а затем, поправляя руками растрепавшиеся волосы, прошёл ко мне и сел на подлокотник, наклонившись надо мной.

Внимательно глядя в мои глаза, провёл пальцами по моему лицу. Засветив на кончике указательного зелёный огонёк, поводил над местом укуса, залечивая ранку. Затем пробежав глазами по моему телу, упёрся в пах, разглядывая мой так и торчащий член.

— Хм, никогда бы не подумал, что с таким размером можно так…

— О-о, оме, вы многого обо мне не знаете…

Я высвободил руку из-за спинки кресла и провёл по спине оме, заставив его потянуться как кошка.

— Оме, оме, — застучали в дверь кабинета, — с вами всё в порядке? Откройте, оме!

— Чёрт! Кримхилд этот!

Глубоко запустив пальцы в волосы Оттолайна так, что они массировали кожу его головы, я удержал его рядом.

— Он не уймётся, оме, — шепнул омега, не в силах встать с подлокотника и расстаться со мной.

Ох-хо-хо…

Кримхилд, стучавший в дверь, неожиданно успокоился и сел за свой стол. В голове его родилась мысль, что с оме Оттолайном всё в порядке.

А десятник не считая нужным одеваться так и ходил по кабинету. Собирал разбросанное по полу, провокационно нагибаясь передо мной. Притворно охал, разглядывая себя в зеркале, поправляя причёску и макияж. Водил по плечику зеленеющими пальцами, залечивая следы моего укуса. И всё это с искоса бросаемыми на меня взглядами, взмахами длинных ресниц, притворными вздохами.

Наконец, присел между моих раскинутых ног, ладошкой легонько похлопал по лобку:

— Оме, я могу помочь вам, — это он на орал намекает. И на самом деле хочет его.