Золушка и Мафиози - Лола Беллучи

Не то чтобы я сильно расстраивался из-за того, что пропущу один или несколько семейных ужинов. В основном потому, что я знаю, что у мамы наверняка включен режим драмы на самом интенсивном уровне. Но это все равно странная новинка. Я поднимаюсь наверх, уже улыбаясь тому, что, как я знаю, ждет меня.

Рафаэла не отвечала на мои звонки сегодня днем, когда я пытался поговорить с ней, и с тех пор я планировал научить ее, что она не должна игнорировать меня, как бы она ни была зла на меня.

Мне сообщили, что она отправилась с Габриэллой за покупками. Я знаю, что она приехала почти два часа назад и с тех пор остается дома, но ничего из этого сама Рафаэла мне не сообщила.

Я удивляюсь восхитительному аромату, который встречает меня на лестничной площадке. В это время суток единственное место, где обычно подают еду во всем доме, — это крыло моей мамы, и персоналу буквально запрещено подавать еду в любой другой части особняка.

Анна смягчила это правило, только когда Габриэлла переехала к Витторио, потому что не дай бог за ее столом оказалась бы бразильская путана. Но Рафаэле нужно есть, и если нам запрещено участвовать в семейных ужинах, то очевидно, что она должна была что-то заказать или приготовить.

Однако, войдя в дом, я понимаю, что этот аромат — лишь первая из нескольких новинок. Я бы задумался, в то ли крыло я попал, но очень сомневаюсь, что у кого-то из моих братьев за одну ночь появилось пристрастие к красочным предметам декора. И я не думаю, что даже Габриэлле хватило бы смелости внести в комнату Витторио такие радикальные изменения, какие были сделаны в моей.

Темные шторы были заменены на светлые, почти белые. В гостиной также исчез серый ковер, а на его место постелили новый, в земляных тонах. Диван обзавелся подушками, а кресла — покрывалами. По всей поверхности разбросаны фоторамки, и, к моему удивлению, на них действительно висят фотографии.

А обеденный стол… Он накрыт. На двоих. С тарелками, тканевыми салфетками и даже цветочной композицией. И на кухне, на моей кухне, есть персонал. Я недоверчиво сужаю глаза.

Не думаю, что, за исключением Луиджии и самой Рафаэлы, я когда-либо встречал сотрудников, действительно работающих в моем доме. Сотрудников, притворяющиеся работающими, чтобы столкнуться со мной? Конечно! Но занятые? Действительно? Никогда.

В любом другом случае я бы просто похвастался, что моему члену понадобилась всего одна ночь, чтобы выполнить работу, но, когда речь идет о Рафаэле? Что-то здесь не так.

— А, ты пришел, — говорит Рафаэла, появляясь в коридоре в темно-синем платье и на высоких каблуках.

Видимо, она переделала не только мой интерьер. Ее светлые волосы стали немного светлее и на несколько пальцев короче, не знаю, из-за завитков на концах или из-за того, что они были подстрижены.

Она идет ко мне своей сексуальной походкой, и я наклоняю голову в восхищении. Красивая. Она потрясающе красива. Накрашенная и опрятная, или голая, перекатывающаяся в моем рту.

— Добрый вечер, — говорит она на расстоянии вытянутой руки. — Я не знала, во сколько ты приедешь, поэтому еще ничего не подала.

Если бы ты ответила на мой звонок, то могла бы знать. Но я этого не говорю. Одним шагом я сокращаю расстояние между нами и обхватываю ее за талию. Рафаэла раскидывает руки на моей груди, и ее взгляд не обращает внимание двух женщин в нескольких метрах от меня.

В моем крыле нет стен, поэтому я не сомневаюсь, что две сотрудницы сейчас внимательно наблюдают за нашим общением.

— Привет, куколка. Ты планируешь меня отравить? — Спрашиваю я так, чтобы слышала только она.

Она тихо смеется и щелкает языком.

— Думаю, тебе придется поесть, чтобы узнать.

Теперь моя очередь смеяться.

— Тебе понадобится что-то посильнее яда, чтобы прикончить меня, принцесса.

— Полагаю, это еще одна вещь, которую нам придется подождать, пока ты не съешь все, чтобы узнать.

Я сужаю глаза, потому что Рафаэла говорит это серьезно. Она ведь не стала бы пытаться отравить меня, правда?

— Тебе будет не хватать моего члена, — дразню я, и Рафаэла закатывает глаза. — Тяжелый день, куколка? — Спрашиваю я, указывая головой на пространство вокруг нас. — Шопинг и перепланировка? А я-то гадал, найду ли я тебя лежащей в постели, все еще ноющей о том, что тебя заставили выйти замуж.

Рафаэла фыркает, слегка отталкивает меня и делает шаг назад. Я позволяю ей уйти.

— Если я не плакала прошлой ночью, выполняя худшую часть своих обязанностей, то почему я должна оставаться в постели сегодня, выполняя веселую часть?

— Худшую часть? — Спрашиваю я, приподняв бровь, и моя готовность позволить ей уйти исчезает. Я сокращаю расстояние, которое она между нами проложила, и на этот раз мои руки обхватывают ее гораздо нежнее. Я провожу одной рукой по ее распущенным волосам, а другой хватаю ее за талию. — Лгунья, — шепчу я ей на ухо за несколько секунд до того, как завладеть ее ртом в карающем поцелуе.

Я сильно прикусываю ее нижнюю губу, и Рафаэла тихо стонет мне в рот, пользуясь тем, что я обхватил ее, чтобы тереться об меня, забывая или игнорируя, что мы не одни. Мне очень нравится эта капитуляция и отсутствие сдерживания. Я прерываю поцелуй, только когда понимаю, что она совсем запыхалась.

— Я собираюсь помыть руки перед ужином, — говорю я, делая шаг назад, и она на несколько секунд замирает в оцепенении, закрыв глаза.

— Я попрошу персонал накрыть нам, — тихо отвечает она, ее губы покраснели и припухли.

* * *

— Что ты делаешь? — Спрашивает Рафаэла, уже сидя за столом и глядя на меня с нахмуренными бровями.

Я заглядываю под диван и за мебель в гостиной, но ничего не нахожу, так же как не нашел ничего и в других местах, куда заглядывал, когда ходил в нашу спальню.

— Искал ловушки, которые ты могла расставить.

Она закатывает глаза.

— О, ради Бога, Тициано! — Протестует она, поворачиваясь к столу. — Ужин остынет.

Я смотрю на нее с подозрением, но все же подхожу к столу и сажусь на место во главе, которое Рафаэла зарезервировала для меня. Странно, но в этом нет ничего странного. А вот что точно странно, так это то, что она подает мне мою тарелку и ставит ее передо мной.

Я жду, что она возьмет и себе, но не ем. Я все жду, когда она сделает это первой.

— Что? — Спрашивает она.

— Разве ты не собираешься есть?

Рафаэла смотрит на свою тарелку, потом на