Забытый: ЛУКА - Слоан Кеннеди

Сигарета.

Сбит машиной.

Собака.

Все его ответы были одинаково ужасающими, и они повторялись на каждый шрам, к которому я прикасался пальцами.

— Собака? — Спросил я, потирая старую колотую рану на его предплечье.

Реми замер в моих объятиях, но, как ни странно, все еще продолжал говорить. С одной стороны, мне было жаль, что я испортил этот светлый момент между нами, но с другой — я должен был знать правду. Я не обратил внимания на шрамы в душе, потому что был слишком сосредоточен на том, чтобы Реми было тепло и уютно. Но теперь я чувствовал их повсюду. Они были разных форм и размеров, и я не мог не думать о них как о карте жизни, с которой он был вынужден столкнуться в одиночестве.

— Они использовали собак, чтобы выследить меня, когда я пытался сбежать. К тому времени я уже был всего лишь образцом, так что не имело значения, что собаки немного попортили меня.

Когда я вспомнил его страх перед собакой Ронана, мне захотелось найти людей, которые причинили ему боль, и разорвать их на части.

— Образцом? — Спросил я в замешательстве.

— Так они называли детей, которые не стоили столько денег, чтобы их продавать. Думаю, это был их способ дать покупателям возможность оценить качество их продукции до того, как деньги перейдут из рук в руки.

Я почувствовал, как желчь подкатывает к горлу, и все, что я мог сделать, это не разжимать хватку. Я знал, что именно таким был Реми, когда меня привели в комнату, в которой он находился, но я не знал, что для этого существует специальный термин... или что сам Реми знал, что он образец.

— Большинство из них для Леса или джонов, — продолжил Реми ровным и пустым голосом.

Я заставил себя сосредоточиться на том, что было нужно Реми от меня здесь и сейчас, вместо того, чтобы пытаться подавить сожаление, которое жгло меня изнутри, как кислота.

Я, конечно, понял, что Реми имел в виду клиентов, говоря о джонах.

— Лес?

— Мой сутенер. Люди, похитившие меня, продали меня Лесу, когда я стал слишком стар, чтобы быть полезным. Через пять минут после того, как они передали меня ему, он вколол мне наркотик, и на этом все закончилось. С того момента я стал наркоманом. Моей единственной целью в жизни было поймать кайф, и Лес был единственным способом добиться этого.

Я мысленно запомнил это имя. Насколько сложно было найти сутенера в Чикаго по имени Лес? Черт, если бы их было больше одного, я бы позаботился о том, чтобы они все заплатили.

— Как тебе удалось сбежать? — спросил я.

— Брат Алекса, Данте, — ответил Реми.

Я вспомнил историю, которую Алекс рассказал мне о том, как Реми спас его.

— Данте отправился на поиски Алекса несколько лет назад, верно? Вы с Алексом познакомились, когда были детьми. У него было уникальное родимое пятно на ключице, и когда ты увидел его снова, ты рассказала об этом Данте.

Реми кивнул.

— Данте помог мне уехать из Чикаго.

— Это тогда ты поехал домой повидаться со своей семьей?

Реми покачал головой. Его волосы касались моей груди. Я ненавидел себя за то, что не мог видеть его глаза, когда он говорил, но подозревал, что он чувствовал себя более комфортно в том положении, в котором мы находились.

— Нет, я не хотел, чтобы они видели меня таким. Я был на взводе. Я участвовал в метадоновой программе, которая помогла справиться с синдромом отмены, но все равно было тяжело. Я ждал, пока у меня появится работа, собственное жилье и тому подобное. Наверное, я хотел, чтобы они гордились мной или что-то в этом роде. — Реми издал резкий смешок. — У меня была запланирована целая речь, когда я появился у них на пороге… Я собирался сначала рассказать им все самое хорошее. Сказать, что со мной все в порядке и что им не о чем беспокоиться. Но в итоге я просто выпалил все это.

Я провел пальцами по волосам Реми, пока он говорил. Он казался спокойным. Слишком спокойным. Что бы ни сжигало его изнутри, когда он узнал, что мы нашли двоюродную бабушку Вайолет, это, казалось, полностью растворилось, когда он рассказывал об обстоятельствах, что привели его домой.

— Что произошло после?

Реми покачал головой.

— На самом деле, ничего. После того, как моя мама сказала мне, что у них нет денег, чтобы дать мне, она попросила меня уйти. Потом мой отец. Они даже не пустили меня в дом. Я не совсем понимал, о чем они говорили. Наверное, я был в отчаянии, потому что умолял их позволить мне вернуться домой. Они сказали, что не могут этого сделать, что они должны защитить моих братьев и сестер от того, что я сделал. Что я сделал. Тогда-то я и понял, что они мне не поверили, во всяком случае, не в ту часть, где говорилось о моем похищении. Все, что они видели, это то, что я наркоман и шлюха. Я ушел и больше не оглядывался.

— Ты когда-нибудь говорил с кем-нибудь об этом? С Алексом?

Он снова покачал головой.

— Я не мог. Если бы я сказал это вслух, это было бы правдой. Это означало бы, что моя семья на самом деле не хотела меня видеть. Было кое-что другое, с чем мне пришлось бороться. Например, с наркотиками, с людьми, похитившими меня, с Лесом, со всеми парнями, которым я себя продал...

— Со мной, — напомнил я ему, потому что я был первым в его списке.

Реми долго молчал, но потом немного отстранился, чтобы наши глаза могли встретиться. Он протянул руку и провел большим пальцем по моей скуле.

— Ты — причина, по которой я продолжал бороться, Лука. В тот день в том доме, когда ты вошел в комнату, с меня было достаточно. Я был готов умереть. Я был готов умолять тебя убить меня. Ты дал мне повод двигаться. И да, я ненавидел тебя за то, что ты не вернулся за мной, и, возможно, это заставило меня бороться еще сильнее, но думаю, это то, что мне было нужно.

— Реми... — Я начал говорить, но внезапно он наклонился и нежно поцеловал меня, пресекая мои доводы о том, что я не заслуживаю ни прощения, ни понимания.

Поцелуй был легким и быстрым, хотя воздействие было совсем не таким.

— Он был твоим сыном, Лука. Ты должен был найти его. Ты бы не смог смириться с тем, что выбрал меня, а