Кощеева гора - Елизавета Алексеевна Дворецкая

лавки вдоль стен заняты гостями: мужчинами и женщинами, по большей части зрелых лет, но мелькало и два-три лица помоложе. К Миродару явилась его родня, но Торлейв с первого раза не запомнил, где кто. Племянник хозяйки был женат на девушке из здешней руси, по имени Торстина. Отец ее, Брими, был корабельным мастером, строителем лодий, из семьи небогатой, но хвалился, что сидят они здесь уже пятое поколение и немало знаменитых вождей пережили. Торстина, на несколько лет моложе Торлейва, поднесла ему чашу, многозначительно округляя глаза, и под ухмылки родичей потянулась его поцеловать – если, стало быть, удостоит такой чести… Торлейв улыбнулся: видно было, что в душе молодой женщины борются робость и жгучее любопытство.

– Благодарю за ласку, – шепнул Торлейв ей на ухо, целуя ее в ответ. – Теперь вижу, что в городе есть женщины посмелее княжеской дочери. А то уж думал, я страшный, как медведь…

Торстина фыркнула от смеха, смущенная и польщенная, едва не разлила пиво, и потом до конца вечера бросала на Торлейва выразительные взгляды. Даже эта краткая беседа с киевским гостем – княжеской крови, такого красивого собой, в кафтане с серебряным позументом, блестящим при огне лучин, – обеспечит ей немалую славу на посиделках на все ближайшие дни. Торлейв надеялся, что не перейдет черту дозволенного и никого не обидит; но если здешние женки будет на посиделках говорить о нем – что неизбежно, – пусть хотя бы говорят с расположением.

Кроме Торстины и ее отца, Торлейв никого не запомнил по имени, но всем приветливо улыбался и кланялся, привычно показывая радостное удовольствие от знакомства. В этом он брал за образец Эльгу и Мистину, с детства его научивших: истинно знатный человек не заносится, ему незачем нос задирать, чтобы добиться уважения. А Торлейв не только знатным родом заслужил это право. Людям, ни разу не покидавшим родной Свинческ, казалась удивительной его непринужденная уверенность среди новых знакомых. И впрямь видно человека бывалого, даром что молод! Увы, среди гостей не было неженатой молодежи – дети и внуки ушли на Куромолье и толкались на темнеющих улицах, ожидая, когда девки тронутся в обход с песнями. Хозяйкин племянник и его жена сами лишь две зимы назад ходили на эти игрища, и, побуждаемые расспросами Торлейва, охотно рассказывали о здешних обычаях.

– А княжеские дочери тоже приходят? – спросил Торлейв, жалея в душе, что упустил удобный случай получше познакомиться со здешними невестами.

– И княжеские, и воеводские. Когда воеводша Ведома в девках была, я с нею на посиделках видалась, – рассказывала Неугодовна, бывшая на несколько лет старше Ведомы. – Помнишь, Вертлянка?

Хозяйка и ее ятровь стали вспоминать былое, опять заговорили о Кощее и старой госпоже Рагноре, которая и вызволила своих двух внучек из Подземья, сама уже будучи его законной, то есть мертвой, насельницей. Торлейв, хоть и знал о тех делах, внимал с любопытством – ему радостно было слышать имя Прияны, пусть она и была в то время восьмилетней девочкой.

– А ты, Торлав, в Киеве обручен? Невесту имеешь ли? – осмелев, стали расспрашивать гостя женщины.

– Пока что нет. Отпустили меня матушка и княгиня по свету белому погулять, посмотреть, нет ли где мне красной девицы, – по-славянски отвечал Торлейв, поскольку в доме говорили на этом языке.

Сюда он прибыл за невестой не для себя, но эта причина странствий для неженатого парня в глазах женщин была наиболее уважительной.

– Да уж у нас ли невест нет? – всплеснула руками Вертлянка. – И воеводская дочь, другая Рагнора, и самого князя дочь – обе они в самой поре, по две зимы поневу носят, только сватайся. У нас отроки-то на них поглядывают, да только…

– Видит око – зуб неймет! – Улыбнулся Жданей, племянник Неугодовны. – Княжьей дочери только какой князь в версту, а Равдановой дочке не угодишь – так надменна, будто ей и в Царьграде равных нет.

Жданей был приятного вида молодой мужчина, с высоким широким лбом, светло-рыжей, медового оттенка бородкой и светло-русыми волосами, с видом бодрым и толковым. Торлейву он улыбался несколько смущенно: с такими знатными людьми ему приходилось общаться редко, но с искренним дружелюбием. Судя по взглядам, которые на Жданея бросала Торстина, и две зимы спустя после свадьбы гордясь своей добычей, до женитьбы он был первым среди здешних парней.

– Вот если бы вроде тебя кто посватался, из княжьей родни, может, тогда бы… – заикнулась Вертляна.

Торлейв ощущал на себе любопытные, многозначительные взгляды: его не смели спрашивать прямо, не явился ли он за одной из этих девушек, но все думали об этом. Но только улыбался в ответ: здесь, на родине Прияны, ее образ владел им едва ли не сильнее, чем в Киеве. Там у него было много других ближиков, а здесь только она одна. Эх, если бы она была здесь, как в ту зиму, когда он за ней приехал, сидела бы сейчас напротив, и он видел бы блеск огня в ее глазах, устремленных на него… Никакого иного счастья он себе и не желал бы.

Разговор шел за столом, Неугодовна усердно угощала, Торстина, как самая молодая из женщин, подливала пиво мужчинам.

– Только ты ходи поглядывай, – на русском языке шепнула она, наклонившись к Торлейву сзади. – На Рагнору-молодую тут есть охотники, да такие, что соперников не потерпят.

– Правда ли? – Торлейв оживленно обернулся. – А я уж боялся, как бы не заскучать! То говоришь о некоем Унезоре?

– А ты уж знаешь его? – встрепенулась Неугодовна.

– В гриднице видел на пиру. Изрядно дерзок, хоть и низкороден, верно?

Мужчины ухмыльнулись при этих словах, женщины обеспокоились.

– Да уж он себя низкородным не считает. Он ведь тоже княжеских кровей…

– Вот как? – Торлейв непритворно удивился. – И какого же он рода?

Оказалось, что Станиборов отрок Унезор происходит из погибшего рода ловацких князей. Последним вольным князем ловатичей был его дед, Дивислав, убитый молодым Ингваром еще до его женитьбы на Эльге. Торлейв в Киеве что-то слышал о тех делах, но смутно; знал, что Ута, жена Мистины, первым браком была как раз за Дивиславом, из-за чего и попала ненадолго в наложницы к Ингвару, но об этом в семье не любили вспоминать. У Дивислава осталось несколько детей от его первой жены, увезенных в Киев много лет назад. Торлейв знал из них четверых, а одна из дочерей, Дивуша, была женой воеводы Асмунда, то есть с самим Торлейвом состояла в свойстве. Старший сын Дивислава, Зорян, поначалу был признан его наследником и князем ловатичей, на условии подчинения Ингвару. В те самые годы, когда Прияна побывала у Кощея, Зорян пытался