Просыпайся, любимый - Екатерина Политова

— Хоть раз ты видел во мне… меня? — шепчу просто в пустоту, зная, что не может он мне ответить.

Между нами огромная толстая стена в сто лет. Стена, отделяющая мой простой мир наивной девочки-некромантки, любящей создавать живое из мертвого и… И… кого? Сильного боевого мага, прошедшего войну, предательство, обман, ложь, смерть любимой, свою собственную смерть. Кто я во всем этом? Кто я во всей этой страшной тяжести прошлого? Никто.

Да к черту, это моя система координат, а не его. Я сделаю то, что должна, а с последствиями буду разбираться потом. Опять ухожу, возвращаюсь в лабораторию и беру скальпель.

Геррия пойдет за собственным древом. За собственной костью. Кость матери у меня в кармане куртки, но уже мертва и пуста. А вот моя…

Скальпель блестит в свете лампы над головой. Пытаюсь спасти того, кто наверняка не хочет быть спасенным. Но остановить он меня всё равно не сможет. И рука моя тверда, когда я делаю надрез, стоя спиной к зеркалу.

Глава 13.5

Аккуратно кладу тонкий маленький кусок Древа Геррии на железный поднос. Вот теперь руки начинают дрожать, когда кладу рядом окровавленный пинцет рядом со скальпелем.

Геррия пойдет за костью. Но вот только в кости Рафаэля она не приживется - он не фон Стредос. Кровь не та. Плюс Хаос. Но всегда можно обмануть правила.

Заклеиваю порез на спине и соображаю. Понятно, что делать, но я действую вслепую. Я просто знаю, как работает эта магия и импровизирую. Порез болит резкой острой болью. Обезболивающего у меня нет - я работаю с мертвой материей, она боли не чувствует.

В раковине вновь мою руки. Потом принимаюсь искать флакон с Белым Древом, который покупала, чтобы скрыться от привратника на Центральном Кладбище, когда шла воскрешать… мужа.

Рафаэль издевался надо мной из-за этого. Слышу, как он ворочается за дверью, я слышу его… Надо поторопиться, а у меня руки ходуном ходят, и я не знаю, как успокоиться.

Дрожащими пальцами рыщу по полкам и ищу завалявшийся флакон… где же он. На секунду пугаюсь, что он дома или в поместье, а я боюсь выходить из лаборатории, а о её местоположении даже мать не знает.

Сажусь на стул как в трансе и вдруг понимаю, что флакон стоит на столе, под полкой и смотрит на меня. А я его даже не видела. Кладу голову на стол и тут же спину простреливает болью.

Подтягиваю флакон к себе. Там по сути, то же самое, что я и пытаюсь сделать - растворенная в воде кора Белого Древа. Я собираюсь добавить туда ещё и Синее. Пока я не отдам Рафаэлю силу - Синее Древо может усилить действие яда и мне надо будет делать всё быстро.

Черт, я не хочу делать ему больнее, он и так еле держится. Но я должна. Откупориваю флакон и нюхаю. Как же удивительно и странно пахнет Белое Древо. Оно пахнет уверенностью и порядком, и я не знаю, как описать этот запах. Я не знаю, кто добыл порошок из Белого Древа, да никто в Жерреде не знает, но оно регулярно попадает на рынок, только в очень маленьких количествах. А я… имея треть силы ни разу не видела Синее Древо. Однажды в ссоре моя мать выкрикнула мне, что это потому что я безнадежна как маг. Безнадежна как некромантка, безнадежна как… надежда фон Стредос.

Подцепляю пинцетом щепку Геррии, ломаю на несколько кусочков и бросаю во флакон. Чувствую, что щепка полна силы, полна самой сути Синего Древа. Главное, чтобы она не убила Рафаэля ещё до того, как я успею отдать ему свою силу. Очень этого боюсь, но интуиция подсказывает, что я всё делаю правильно.

Сжимаю матовое стекло и пропускаю через него магию, мою руки горят синим светом растворяя в Белом Древе щепку. Жидкость внутри приобретает яркий голубой оттенок.

Хватаю флакон и бегу к Рафаэлю. Сердце сжимается, не могу его видеть, страшно до безумия! Он выгибается дугой, вцепляется в рубашку, будто не знает, куда деть руки и кошмарно стонет. Опускаюсь рядом с ним и понимаю, что так просто его этим будет не напоить. Он так сильно стискивает зубы, что я слышу, как они скрипят. Пальцами к нему в рот не полезу - боюсь, что от боли может так сжать зубы, что откусит.

Оглядываюсь по сторонам в поисках того, чем можно разжать челюсть. Нужно что-то крепкое, что он не раздавит. Снова иду в лабораторию, нервно обматываю вокруг ручки пинцета бинт плотным толстым слоем, и возвращаюсь.

Какое-то время жду возле Рафаэля, когда его отпустит боль, когда будет передышка, дающая ему хотя бы вдохнуть без сопротивления. Но потом понимаю, что не будет передышки, не остановится всё это, не отпустит его.

Залезаю на диван, сжимая пинцет. Кладу голову Рафаэля на колено, он просто как деревянный, мышцы каменные, он скалится, глядя из-под прикрытых век только ему ведомо куда. Беру пинцет, а в другую руку флакон.

Рафаэль горячущий, затылком больно упирается мне в ногу.

— Я знаю, что ты меня слышишь, — чуть склоняюсь и шепчу ему. — Я дам тебе кое-что, ты должен это выпить. Пожалуйста, ты должен мне помочь. Открой рот, слышишь?

Но он только дергается у меня в руках, но Рафаэль точно в сознании. Боюсь брать его ладонь в свою, потому что в приступе сожмет так, что мало не покажется.

Я придумываю ужасный способ. Он не знал о дневнике Мера. Значит, не знал и кое-что очень важное из него:

— Мер предал тебя. Это он сдал Кристину Вердеру, — произношу я. Это подло, но я рассчитываю на его злость. Злость и душевная боль порой сильнее физической… Он широко открывает глаза и вдруг смотрит на меня снизу вверх, а меня окатывает морозный ужас. Но я быстро беру себя в руки, потому что это осознание у него скоро смоет новой волной боли, он не открывает рот, но я вижу, как слегка расслабляет челюсть и я успеваю просунуть узкую рукоять пинцета между задних зубов и не зря, потому что его опять начинает выламывать болью. — Я вытащу тебя, и ты отомстишь.

Крепко сжимаю пинцет, сталь держится, вот черт, хорошо что это не мой палец. Аккуратно наклоняю его голову ещё чуть вперед и вливаю голубую жидкость. Боюсь, что сейчас начнет захлебываться, но этого